Именно тогда я начал по-новому смотреть на уникальную жизнь того, кто звался Иисусом из Назарета, и видеть в Нем то, чего никогда прежде не замечал. Иисус не был внешним божеством в человеческом облике, которое вторглось в этот мир под маской человека, как нас уверяли до сих пор. Мы думали, что эти утверждения возвышают Его, а на самом деле они Его принижали. Иисус был тем, в ком появилось новое сознание. Его сознание призывало, манило и вдохновляло нас быть теми, кем мы даже не мечтали стать. Иисус как человеческое существо был настолько целостным, свободным и любящим, что преодолел все человеческие рамки, и это преодоление помогло нам понять и даже заявить, что мы встретили в Нем Бога. Вот о чем говорится в рассказе о воскресении. Все человеческие пределы вплоть до предела смерти исчезли перед Иисусом. Так он открыл для меня выход на финальную арену, помог пройти последний рубеж. В Нем я вижу, чем могу быть: жизнью в единстве с Богом и с собой, неотъемлемой частью вечности. Вот оно, мое ошеломляющее заключение. Христос как путь стал для меня всегда открытой дверью к чему-то большему. Это человеческий путь, по которому могут идти все люди, во все времена и повсюду, какое бы название они ему ни давали. Христос уже не религиозный символ, а Христос-путь – уже не религиозный путь. Христос – человек в полном смысле этого слова; и Христос как путь – в первую очередь человеческий путь, знак, что дверь к Богу – всегда та же самая, что и дверь к нашей человечности. Единство с Богом, к которому так стремились люди на Востоке, здесь сливается с индивидуализмом, который так высоко ценили люди на Западе. Индивидуальность внутри единства с Богом позволяет нам превосходить все человеческие пределы – племенные, расовые, тендерные, связанные с сексуальной ориентацией и даже религиозные. Никакая разделенность не вечна, никакие различия не могут навсегда остаться неизменными. Бог один, и это значит, что каждый из нас – часть этого единства. «Мое «я» есть в сущности Бог». Мистики правы: их сознание простирается глубже. Сознание одно, но лишь люди, наделенные самосознанием, могут его познать. Я конечен, но причастен к бесконечности. Я смертен, но причастен к бессмертию. Я существо, но причастен к самому сущему.
Так что в своем путешествии я достиг точки, где, подобно святому Франциску, могу приветствовать смерть как родную. Я живу с пониманием, что моей жизни придает ценность именно присутствие смерти, так как оно призывает меня полнее проживать каждый день, а благодаря этой полноте жизни я вхожу в ее безвременье.
Нам предстоит до завершения этой книги рассмотреть вкратце три вопроса, перечисленных почти как тезисы.
Во-первых, придает ли уверенность подобное видение нашей причастности к вечности – настолько, чтобы люди, несмотря на все трагедии и превратности жизни, все-таки доверились этому пути? Да – по крайней мере для меня.
Во-вторых, является ли жизнь за пределами нынешней жизни достаточно личной – настолько личной, чтобы быть
Открытие вечности может произойти и происходит, когда мы заглядываем все глубже в самих себя. Вечность находится в нас. Поэтому подобные выводы – в высшей степени личные. Это помогает нам и осознать новый смысл индивидуальности, и по-новому понять то, что значит – быть человеком. Еще раз упомяну святого Франциска Ассизского, ибо в молитве, приписываемой ему, есть слова, на мой взгляд, передающие эту мысль: «В дарении мы обретаем; нас любят, когда любим мы; мы прощены, когда прощаем сами; и только когда умираем – живем». Когда я волен отдать свою жизнь другим, я обретаю волю умереть без страха и сожалений, ибо принадлежу вечному. Сквозь эту призму я теперь воспринимаю слова, которые лишь четвертое Евангелие приписывает Иисусу. Обретший всю полноту жизни, Иисус превращается в «путь, истину и жизнь» (Ин. 14:6), именно усиление человеческого, которое я вижу в Нем, становится единственной дверью к смыслу слова «Бог».