Вечное чудо жизни

И стройка продвигалась медленно. Прошло несколько недель, а через стены все еще легко было перешагнуть. Летом мы отправились отдохнуть на две недели, а на обратном пути нарочно проехали мимо нашего участка – посмотреть, насколько же они выросли, – и горько обманулись в своих ожиданиях: картина ничуть не изменилась.

Однако наконец все постепенно уладилось, наступил период бурной работы, – дом начал расти точно гриб. И вот настал великий день, когда каменщики, честные ребята, искренне хотевшие угодить, подвели эркер почти под крышу.

– А завтра крышу сделаем, мистер Хэрриот, – сказал один бодро. – Только бы плотники не подвели со стропилами и коньком. Тогда и попразднуем, даже флаг вывесим. Вот он вас обрадует!

Он не ошибался. Я бы не просто обрадовался, а пришел бы в неистовый восторг, увидев на нашем доме крышу, увенчанную традиционным флагом. Я не мог дождаться утра: наконец-то моя мечта свершится!

Ночь выдалась штормовая: скорость ветра достигала девяноста миль в час, как передали по радио, но я даже не вспомнил об этом, пока не остановил машину и не увидел, что натворил ураган. Плотники не явились, когда их ждали, и не подведенный под крышу эркер, выходивший на улицу, рухнул, превратившись в груду кирпича. Повсюду валялись исковерканные леса. Не берусь описать, что я почувствовал.

Да, в эту роковую ночь ветер перечеркнул плоды долгой работы.

Невезение – и только. И вроде никто не виноват. Вот почему мне пришлось извиняться перед лордом Халтоном, что я задержался и не посмотрел его лошадь.

Как большинство подобных житейских незадач, эта маленькая катастрофа оказалась поправимой. Эркер отстроили заново, и через несколько недель дом был победоносно закончен. Чудесный дом и долговечное свидетельство всей меры талантов и умения Боба и Элизабет, вложивших в него множество новых, современных идей.

Да, мы поступили верно, когда решили не покупать, а строить, и получили именно то, к чему стремились, – счастливый приют для нашей семьи на протяжении многих лет. Но порой мне вспоминается утро, когда я свернул на Бротонское шоссе и в окно машины увидел кучи кирпича и переломанные леса, над которыми еще выл ветер.

Тяжелая была минута! С ума сойти!

Хэрриотов проток

В эпоху Колема я однажды начал галлюцинировать. Так мне, во всяком случае, показалось. Как-то утром я вошел в парадную дверь Скелдейл-хауса и увидел, что по коридору ко мне вперевалку приближается Мэрилин, барсучиха Колема. Ей разрешалось бродить по всему дому, и я успел очень привязаться к симпатичному мохнатому существу.

– Привет, старушка, – сказал я и погладил красивую полосатую голову. – А ты ласкуша! Я начинаю понимать, что твой хозяин находит в вашем племени.

Я прошел в приемную и окаменел. За столом сидел Колем с Мэрилин на плече.

– Как… что… – забормотал я.

Колем поднял голову и открыл было рот, но тут в комнату широким шагом вошел Зигфрид. Несколько секунд он ошеломленно смотрел на молодого человека.

– Какого черта? Я чуть не наступил на вашего проклятого барсука в коридоре, а он уже здесь!

Колем улыбнулся.

– Видите ли, – сказал он весело, – там не Мэрилин, а Келли.

– Келли?!

– Да. Мой другой барсук.

Зигфрид побагровел.

– Другой барсук?.. Я не знал, что у вас есть еще один!

– Ну, мне пришлось им обзавестись. Мэрилин страдала от одиночества – все признаки были налицо. Видите ли, – проникновенно продолжал он, – конечно, у нее есть я, но, если животное чувствует себя одиноким, заменить ему друга того же вида не может никто.

– Очень мило, – сказал Зигфрид на восходящих нотах, – только меня не слишком радовало присутствие одной такой твари, а теперь их две. Здесь, по-вашему, что? Клуб одиноких барсуков?

– Нет, что вы! Но вы же не станете отрицать, что они тихие, дружелюбные зверушки и никаких хлопот не доставляют.

– Не в том дело! Я…

Трезвон телефона прервал филиппику моего партнера. Он схватил трубку, а тем временем в комнату пробрался Келли. Через несколько секунд Зигфрид положил трубку и вскочил.

– Черт! Лошади лорда Халтона лучше не стало. А наоборот, ей хуже. Я должен ехать. – На прощание испепелив взглядом барсуков, успевших затеять на полу игру, он выскочил в коридор.

– Он не рассердился? – спросил Колем.

– Немножко, но скоро все забудет. На вашем месте я бы несколько дней подержал Келли дома.

Мой помощник кивнул, а потом показал на окно.

– Подъехал фургон Рода Милберна. Привез овцу. Думаю, гладкость шейки.

Был разгар окота, а в том году кесарево сечение у овец – прежде большая редкость – впервые стало широко применяться. Причин было несколько. Фермеры и ветеринары единодушно считали, что при затяжных родах овцу разумнее оперировать – «вынуть их через бок». Требовалось соблюдать величайшую осторожность – насильственно раскрывая шейку матки, чтобы извлечь крупного ягненка, можно было легко вызвать разрывы, – а почему-то гладкость шейки встречалась все чаще.