Вечное солнце. Русская социальная утопия и научная фантастика второй половины XIX — начала XX века

Тут замолчал старый Груздь и, скорбно вздыхая, продолжал вырезать на досках узоры. Пиман же долго смотрел в лицо старика, изумлённый, как будто искал на нём следов, что оставило «лютое племя». Потом он спросил:

— И долго вас так воевали?

— Не единожды после того подымалась Вальковщина наша. Много народу у нас гибло в лесах, от хозяйства отбилось; много бежало на Волгу и в степи; много мирских стариков, духом крепких и стойких, было взято от нас, бито нещадно плетьми и в кандалах на заводы в Сибирь угнаны были, разлучённые с домом, с семьёй, с миром своим, где полвека делили с близкими и радость и горе, с могилами дедов, со всем, что дорого было, что годами копил, охранял и холил в доме своём наш крестьянин. Так много народу загибло. Иных не видали уже никогда; другие же, что от страха и в злобе скрывались в лесах, не возвращались уж к нам, прятались там, ровно звери, в шайки сбирались и разбойному делу предались: грабили, били купцов, богатых и знатных людей… А мирные были запрежде, были примерные слуги и богу, и миру, и пашне. Прости, милосердный создатель, грехи их! Не от себя — от несчастья…

— Чьи же теперь мы?

— Скоро тогда сдали нас барину важному в вотчину… Да господь смилосердился: барина этого мы и доселе не знаем… Живёт, вишь ты, он в столице, при самом царе, и много таких вотчин подарено ему… Нас на оброке он держит; знаем одну мы контору, что вёрст за пятнадцать отсюда, где также есть вотчина наша: туда мы отвозим оброки… Слава создателю! Нонче хотя и частенько начальство на нас налетает, да мы уж вызнали, что ему по губе и как от него борониться: собьём поскорей со двора по полтине да стариков, нарядивши в кафтаны, с хлебом и солью да с низким поклоном и вышлем навстречу ему. Сами же всё, что поценней, подороже да лучше, припрячем подальше, в подвалы и клети, оденем руно на себя, что подырявей; скотину оставим на дворах пожиже, а показистей угоним всю в лес… На ноги старые лапти обуем, да и ждём к себе добрых гостей… А старики да старухи молитвы читают; разные молитвы были у нас: против сердец злых, против жестоких властей, на неправедных судей, на алчных и жадных слуг… Тем только и живы! Приедет начальник, посмотрит: бедно, неуютно. «Ну, скажет, должно уж, наши тут до меня покутили!» Деньги возьмёт, что старики соберут, да с тем и уедет… Упаси только бог, ежели кто найдётся из нас да начальству скажет!.. Одного мужичонку так-то совсем самосудом забили… Тем только и крепки! Давно бы и мир развалился, и все в разоренье пришли бы, коли б старики строго нас на миру не казнили, как вздумает кто ссорой, иль буйством, или худым поведеньем мир довести до ответа пред строгим начальством!

И пред Пиманом тогда невольно в памяти встал чёрный суровый мужик с бородой и памятный день, когда войною на царство лесное шло царство мирское.

1883 г.

Николай Чернышевский (1828–1889)

Николай Гаврилович Чернышевский родился в Саратове 12 (24) июля 1828 года в семье священника и получил хорошее домашнее образование под руководством отца. Уже в шестнадцать лет он был полиглотом, владевшим девятью языками, среди которых, помимо европейских, были также арабский, персидский и иврит. Учился сначала в Саратовской духовной семинарии, а затем в Петербургском университете на историко-филологическом факультете. В университете Чернышевский теряет веру и становится социалистом и республиканцем. В 1851–1853 годах преподаёт в Саратовской гимназии, в 1853 году женится на Ольге Сократовне Васильевой, дочери саратовского врача. После женитьбы переезжает в Петербург, где знакомится с Некрасовым. В «Современнике» печатается его обширный труд «Очерки гоголевского периода русской литературы» (1855–1856 гг.). В это же время он защищает магистерскую диссертацию «Эстетические отношения искусства к действительности» (1855). В 1859 году едет в Лондон для переговоров с Герценом о выработке общей тактики. После реформы 1861 года пишет прокламацию «К барским крестьянам». 8 июля 1862 года Чернышевского арестовывают и заключают в Петропавловскую крепость. Менее чем за два года пребывания в крепости Чернышевский написал 205 печатных листов самых разнообразных литературных трудов, почти 70 листов беллетристики.

Роман «Что делать?» был написан в крепости всего за три с половиной месяца (с 14 декабря 1862 года по 4 апреля 1863 года).

Наконец был вынесен приговор: семь лет каторги и затем вечное поселение в Сибири. Большую часть ссылки Чернышевский провёл в Вилюйском остроге (с 1871 по 1883 год). Дважды делались попытки его освобождения (Германом Лопатиным в 1871 году и Ипполитом Мышкиным в 1875 году), оба раза неудачно. Чернышевский мог бы облегчить свою участь, но он категорически отказывался подать прошение о помиловании.

В 1883 году последовало разрешение переселиться из Сибири в Астрахань — под надзор полиции, и лишь в июне 1889 года, за четыре месяца до смерти, Чернышевский смог вернуться в родной Саратов. Всего в крепости, на каторге и в ссылке Чернышевский провёл 27 лет.