Это отсутствующее выражение… в последнее время у меня самого было точно такое же.
Они испортили ей последние дни, когда она еще оставалась человеком, еще была Грейс. А произошло это из-за меня.
Это было невыносимо. Я понимал, чего хочу, и осознавал, что в такой ситуации было бы правильным. Так вот, мои желания никак не могли быть отнесены к разряду правильных, и меня это мучило.
— Коул, — сказал я, — присмотри за магазином.
Коул обернулся, вскинув бровь.
Все во мне восставало против. В глубине души хотелось, чтобы Коул отказался и тем самым все решил за меня.
— Никто не придет. Я на секундочку. Честное слово.
Коул пожал плечами.
— Рви себе душу, пожалуйста.
Я поколебался еще секунду. Жаль, нельзя было сделать вид, что я заметил кого-то другого. В конце концов, она промелькнула за окном совсем быстро, и лицо у нее было полускрыто шарфом. Но Коул тоже узнал ее.
— Смотри, не устрой пожар!
Я выскочил на улицу и ослеп от неожиданно яркого солнца. В магазин оно почти не заглядывало, но улица просто купалась в сверкающих лучах. Я сощурился. Мать Грейс была уже почти в конце квартала.
И поспешил за ней, едва не сбив с ног сначала двух дам средних лет с кофейными стаканчиками и руках, щебечущих о чем-то, потом морщинистую старуху, курившую перед входом в комиссионный магазин, мотом вынужден был притормозить, уступая дорогу женщине, катившей перед собой широкую коляску с двойняшками. После этого мне пришлось припустить бегом; мысль о том, что Коул гам один в магазине, не давала мне покоя. Мать Грейс двинулась через дорогу, даже не приостановившись перед переходом. Запыхавшись, я притормозил на углу, чтобы пропустить грузовик, и нагнал ее уже в темной нише перед входом в студию. Вблизи она походила на попугая в период линьки: выбившиеся из-под ободка волосы вились мелким бесом, блузка была заправлена кое-как, шарф съехал на одну сторону так, что один конец оказался намного длиннее другого.
— Миссис Брисбен, — выдохнул я, хватая ртом воздух. — Подождите.
Я не представлял себе, какое выражение лица у нее будет, когда она увидит, что это я, и готовился к отвращению или гневу. Но она просто посмотрела на меня, как… как на пустое место. Как на докучливую букашку.
— Сэм? — произнесла она, помолчав, как будто не сразу припомнила мое имя. — Мне некогда.
Она пыталась вставить ключ в замочную скважину; у нее ничего не выходило. Тогда она принялась рыться в сумочке в поисках другого ключа. Ее объемистая и цветастая лоскутная сумка была набита всевозможным барахлом; если бы я нуждался в доказательствах, что Грейс ей не дочь, хватило бы одной этой сумки. Миссис Брисбен продолжала копаться в своем бауле, не глядя в мою сторону. Ее полное пренебрежение — как будто я больше не заслуживал ни гнева, ни подозрения — заставило меня пожалеть о моем порыве побежать за ней.
Я отступил на шаг.
— Я просто подумал, вдруг вы не знаете. Это не Грейс.
Она так резко вскинула голову, что шарф съехал у нее с шеи окончательно.
— Мне Изабел сказала, — пояснил я. — Изабел Калперер. Это не Грейс. Та девушка, которую нашли в лесу.
Когда до меня дошло, что подозрительный ум в один момент не оставит от моей истории камня на камне, собственная затея показалась мне не такой уж и удачной.
— Сэм, — произнесла миссис Брисбен очень ровным тоном, как будто обращалась к сопливому мальчишке, склонному к выдумкам. Ее рука замерла над сумкой, неподвижные пальцы были растопырены, как у манекена. — Ты точно уверен, что это правда?
— Изабел скажет вам тоже самое, — заверил я. Она закрыла глаза. При виде ее боли я испытал мстительное удовлетворение и немедленно почувствовал себя последней скотиной. Это родителям Грейс всегда удавалось как нельзя лучше — заставлять меня стыдиться самого себя.
— Мне нужно возвращаться в магазин, — сказал я быстро, подняв ее шарф и протянув ей.
— Погоди, — остановила меня она. — Зайди на минутку. У тебя ведь есть немного времени?
Я заколебался.
— Ах да, ты же работаешь, — ответила она за меня. — Ну конечно же. Ты… ты специально меня догнал, чтобы сказать?
Я принялся разглядывать собственные ботинки.
— Мне показалось, что вы не знаете.
— Я и не знала. — Она замолчала; я поднял голову и посмотрел па нее. Глаза у нее были закрыты, краем шарфа она водила по подбородку. — Знаешь, Сэм, что самое ужасное? Мне рассказали о гибели чьей-то дочери, а я могу только радоваться этому.
— Я тоже, — вздохнув, произнес я. — В таком случае я ничем не лучше вас, потому что я тоже очень, очень рад.
Миссис Брисбен взглянула на меня — по-настоящему, опустив руки и смотря прямо мне в лицо.
— Наверное, ты считаешь меня плохой матерью.
Я ничего не ответил, потому что она была права. Чтобы смягчить впечатление, я пожал плечами. Ничего ближе ко лжи я изобразить просто не мог.
Она проводила взглядом проехавшую мимо машину.