Вечность

— Ты, конечно, знаешь, что мы с Грейс сильно поругались, перед тем как она… перед тем как она заболела. Из-за тебя. — Она вопросительно взглянула на меня. Я ничего не ответил, и она восприняла это как знак согласия. — До замужества у меня была куча дурацких увлечений. Мне нравилось, когда вокруг увивались мальчишки. И не нравилось быть одной. Наверное, я судила о Грейс по себе, но она совсем на меня не похожа. Ведь у вас все было серьезно?

— Очень, миссис Брисбен, — сказал я тихо.

— Ты точно не хочешь зайти? Трудно предаваться самобичеванию у всех на глазах.

Я подумал о Коуле там, в магазине. Потом перебрал в памяти людей, на которых наткнулся по пути сюда. Две дамы с кофе. Морщинистая продавщица из комиссионки. Мамаша с двойняшками. Шансы на то, что Коул вляпается в какую-нибудь историю, казались минимальными.

— Только на минутку, — предупредил я.

19 КОУЛ

Болтаться в одиночку в книжном магазине было не самым веселым занятием. Я немного побродил по залу, выискивая книги, в которых могло быть написано что-нибудь обо мне, потом пошаркал по ковру на лестнице против ворса, вытаптывая на нем свое имя, наконец принялся крутить радиоприемник в поисках чего-нибудь более-менее неомерзительного. Здесь все пахло Сэмом — впрочем, наверное, это он пах магазином. Чернилами, старым зданием и чем-то более забористым, чем кофе, но менее интересным, чем травка. Слишком уж вся эта обстановка была… высокоинтеллектуальная. Меня как будто окружали разговоры о чем-то совершенно мне неинтересном.

В конце концов я отыскал какую-то книженцию о том, как пережить все самое худшее в жизни, устроился на табуретке у кассы и, водрузив ноги на прилавок, принялся перелистывать ее. На тему «Как жить, если ты оборотень» ничего не обнаружилось. И выяснить «Как избавиться от одержимости» и «Как ужиться с самим собой» — тоже не удалось.

Над входной дверью звякнул колокольчик, но я не стал отрываться от книги, подумав, что это вернулся Сэм.

— А ты что здесь делаешь?

Пренебрежительный тон и запах духов сказал мне кто это, еще до того, как я поднял голову. Выглядела она сногсшибательно. Губы у нее были совсем как клубничные леденцы, так и тянуло попробовать. Глаза густо накрашены, волосы отросли — я мог бы дважды обмотать эти платиновые пряди вокруг своего запястья, впрочем, не то чтобы я об этом мечтал. Она прикрыла за собой дверь, и ее леденцовые губы слегка приоткрылись.

— Добро пожаловать в «Корявую полку», — произнес я, вскидывая бровь. — Чем могу помочь? У нас большой выбор книг из раздела «Помоги себе сам».

— Ну, тебе ли о них не знать, — парировала Изабел. В руках у нее были два бумажных стаканчика, и она с размаху хлопнула их на прилавок подальше от моих ног. На ее лице, когда она взглянула на меня, было написано что-то вроде презрения. Или это был страх? Неужели Изабел Калперер способна испытывать страх?

— Чем Сэм вообще думает? Ты понимаешь, что кто угодно может пройти по улице и увидеть твое лицо сквозь витрину?

— Мне не жалко, пусть смотрят, — пожал я плечами.

— Всегда завидовала беспечным людям.

— Всегда завидовал тем, кто способен принимать так близко к сердцу чужие проблемы. — Внутри медленно разгоралось какое-то незнакомое чувство. Я с изумлением и даже с некоторой гордостью понял, что это гнев. Не помню, когда я в последний раз злился — кажется, это было во время какой-то из ссор с отцом, — поэтому, что влечет за собой эта эмоция, я тоже припоминал с трудом.

— Я не собираюсь мериться с тобой остроумием, — отрезала она.

Я взглянул на стаканчики с кофе, которые она принесла. Один для нее, другой для Сэма. Подобная щедрость была совсем не в духе Изабел, которую я знал.

— А с Сэмом мериться остроумием ты бы стала?

Изабел одарила меня долгим взглядом, потом покачала головой.

— Господи, ты настолько не уверен в себе?

Ответ на этот вопрос неизменно был положительным, но перспектива обсуждения моих не известных широкой публике изъянов меня не возбуждала. Я наклонился, рассматривая стаканы. Изабел буравила меня убийственным взглядом. Я снял крышки и оглядел содержимое. В одном плескалось что-то такое, от чего подозрительно пахло здоровым образом жизни. Зеленый чай, наверное, или еще какая-нибудь дрянь. Во втором был кофе. Я сделал глоток. Вкус был горький и непонятный. Сахара и сивок в него добавили по минимуму, ровно столько, чтобы он стал годен для питья.

— Вообще-то это был мой кофе, — заметила она.

Я широко улыбнулся. Улыбаться мне не хотелось, но я скрыл это нежелание, улыбнувшись еще шире.

— Было ваше — стало наше. Так что мы почти квиты.

— Господи, Коул, о чем ты? Квиты за что?