Вечность мига: роман двухсот авторов

Едва успев выучить текст, Петиньи в дорогом костюме, доставленном ему утром, ждал за столиком героиню. Она оказалась прехорошенькой, с выразительными глазами и тонкими аристократичными чертами, так что даже бледность не портила её. Увидев Петиньи, она вздрогнула, и это было единственное, чего не предусматривала роль. Молодые люди разыграли случайное знакомство, повторяя заученные фразы, оживлённо беседовали и смеялись, когда, изображая неловкость, Петиньи опрокинул бокал. Флоранс оказалась превосходной актрисой, так что, провожая её, Петиньи был совершенно очарован. Когда она скрылась за воротами богатого особняка, из-за них появился её отец, протягивая конверт с деньгами и дальнейшими инструкциями.

После третьей встречи Петиньи страстно влюбился. «Вошёл в образ», — повторял он, и ему хотелось петь о своей возлюбленной. Но даже её настоящее имя оставалось тайной. Сгорая от любопытства, он задержал у ворот её отца. «Никаких вопросов, — отрезал тот. — Вам платят, чтобы вы не отступали от роли». И Петиньи подчинился. Между тем близилась развязка. В последнее свидание Себастьян Вержа должен был признаться в своих чувствах. И получить отказ. В отчаянии он будет настаивать и узнает, что Флоранс любит другого. Петиньи не спал ночь, боясь, что Флоранс отождествит его с Вержа. А перед встречей купил цветов, как предписывала роль, и золотое кольцо, которого она не требовала.

Разыграв бурное объяснение, они довели сцену до конца. Флоранс должна была подняться и уйти. Но она не двигалась. И Петиньи решился. «Вержа умер, а я люблю вас, Флоранс! — достал он из кармана кольцо. — Могу я просить у отца вашей руки?» «Дорогóй, — надела кольцо девушка, — просите, только он мне не отец».

«Флоранс, действительно, сирота, — подтвердил представительный мужчина, когда они вдвоём с Петиньи курили в гостиной особняка. — Я был другом её отца, став после его смерти опекуном. По профессии же я — психиатр. Теперь, когда всё так обернулось, мой долг объясниться. Дело в том, что год назад Флоранс перенесла тяжёлую психологическую травму — у неё был роман с одним проходимцем, который её обманул. Она даже пыталась покончить с собой, так что я был вынужден поселиться в этом доме. Как врач, я наблюдал у Флоранс сильный невроз — оскорблённая в своих чувствах, она не могла смириться с произошедшим, её терзала гордость брошенной женщины. Вот мне и пришло в голову лечить её методом психоанализа. Я уговорил её заново пройти все этапы неудачного романа, в точности их повторив. Но изменить финал. Теперь Флоранс должна была отвергнуть Себастьяна Вержа, на которого вы, кстати, очень похожи. Теперь вам понятна её дрожь в первое мгновенье встречи?»

Петиньи кивнул.

А после женитьбы долго размышлял: кого же любит Флоранс — его или Себастьяна Вержа в нём?

Себастьян Петиньи. «Любовь и психоанализ» (1925)

КАПРИЗЫ ИСТОРИИ

Установив могильный крест, каменотёс высек эпитафию: «Барон или граф, чужеземцы, где-то верно служившие своим господам, принимали смерть от меча славного рыцаря Конрада фон Шварцгофа, покоящегося здесь, если, придя в эту землю, что-то противное Богу и императору задумали».

Но безжалостное время, стерев буквы, превратило её в «…он… где-то… жил… он… что-то думал…»

И сколько подобных жертв истории! Сколько попало под её жернова? Сколько извергнуто жерлом истории? Сколько уснуло на жерди истории? Какой жрец истории-прожоры сосчитает жатву сию?

Мафусаил Зыркун. «Новости, ставшие историей» (1859)

СТРАШНЫЙ СОН СТАЛИНА

Он увидел его на подмосковной даче весной пятьдесят третьего. По старой привычке, приобретённой с радикулитом, он лежал на спине, распластав руки крыльями, и во сне влетал в небесную дверь. За ней теснилось в очереди будущее, а из прошлого черти готовили поленья для своих печей.

Сталина подвели к небесной кузнице, в которой вспыхнул огонь, яркий, как семисвечник, и части света, поменявшись местами, разбились. И увидел он ангелов, стоявших, где раньше был восход, а теперь — закат. А было их по числу сторон света — семь.

И первый ангел снял печать с договоров и вострубил. Будто зимой разразилась гроза, и Сталин увидел, что его страна раскололась, как льдина, в которую попала молния. И пошёл брат на брата, а сын на отца, и снег стал красным, как фартук мясника.

И второй ангел снял печать с законов, и стало беззаконие. И судьи спрашивали: «Как нам теперь судить?», потому что не знали. И палачи казнили без разбору, но виновные ускользали, как рыба в иле.

И третий ангел вострубил, и снял печать с уст лжепророков, и распечатал замки на тюрьмах с негодными прорицателями. И наполнилась земля ими, и каждый не знал теперь, где правда, потому что вспыхнуло множество солнц, а настоящее погасло.