Вечность сумерек

Стараясь не думать о худшем, он всё-таки окликнул наёмников, которые только что сползли с коней, чтобы немедленно получить обещанный сразу же по возвращении расчёт. Хенрик ещё в Горлнне пообещал выдать им сверх положенного и долю, которая причиталась погибшим. После этого те, что остались живыми и невредимыми, отказались грузить раненых в повозки и даже прогнали местных знахарей, желавших подзаработать.

На зов своего лорда откликнулось пять или шесть солдат удачи, причём в большинстве они даже не удосужились прихватить с собой мечи из ножен, притороченных к сёдлам.

– Вот этих взять! – приказал им Хенрик, указывая на людей Тука, но те остались стоять как ни в чём не бывало. На их небритых рожах даже нарисовались одинаковые кривые усмешки.

Первая стрела вонзилась в спину бородатому сотнику, две другие скосили тех, что были при оружии, остальные наёмники, даже те, что не отошли от своих коней, попадали на колени и подняли руки вверх, раньше своего господина сообразив, в чём дело. Из-за распахнутых ворот замка уже доносился звон металла, стоны раненых и железная поступь линейной пехоты. Теперь Хенрик осознал наконец, что, пока его здесь не было, в замке созрела измена, и гнев в его сердце сменился приступом страха.

В створе ворот появился Геркус Бык, а за ним стройной колонной во внутренний двор втянулись пехотинцы.

– Ну что, Милость, допрыгался! – на ходу выкрикнул Геркус. – Может, прямо тут на копья тебя поднять, воитель хренов?

– Нет, лучше мне его отдайте, – потребовал неизвестно откуда взявшийся палач Трент. – Я поработаю, а вы посмотрите.

– Нет уж, давайте обойдёмся без зверств, – вмешался в разговор Тук Морковка. – На ножи его – и все дела!

– Всем молчать! – Из распахнувшейся двери подъёмной клети вышла сама Ойя-Тайли, недавняя рабыня, а теперь, похоже, хозяйка положения. – Тащите его сюда. Я для него подарок приготовила.

Только теперь Хенрик заметил, что Ойя, словно корону, держит на вытянутых руках ошейник, сверкающий золотым блеском. Не поскупилась, стерва…

Геркус и Тук лично заломили ему руки за спину и поволокли к башне. То, что рядовым стражникам не позволили к нему прикоснуться, служило слабым утешением. Створки дверей захлопнулись, наверху заскрипел подъёмный механизм, и Хенрик сделал безнадёжную попытку вырваться, благо альвийский меч всё ещё болтался у него на поясе. Удар по голове, который отвесил ему командор железной рукавицей, заставил его на время успокоиться. Когда сознание вернулось, оказалось, что он лежит на медвежьей шкуре посреди собственной опочивальни, и два лучника-раба направляют на него наконечники стрел, готовые в любой момент отпустить тетиву.

– Ну вот и всё. – Ойя сидела на его кровати, подобрав под себя ноги. – Порезвился – и хватит. Настала пора для серьёзных дел, а ты, как оказалось, можешь прогадить всё на свете.

– Заткнись, уродина! – Хенрик попытался ей напомнить, как она выглядела, лёжа в каменном гробу.

– Постарайся побыстрее привыкнуть к тому, что ты здесь больше не командуешь, – спокойно посоветовала ему Ойя, и теснящиеся слева от кровати Геркус, Тук и Трент подобострастно осклабились.

Хенрик решил, что недостойно лорда вступать в пререкания с подлыми предателями и, стиснув зубы, постарался сесть. Голова гудела, а под ложечкой жгло нестерпимое чувство досады.

– Ты бы тут рожи не корчил, – обратился к нему палач. – Тут госпожа перед тобой, может быть, будущая властительница мира, а ты, мой бывший лорд, как дитя малое. Не хочешь с ней говорить – поговоришь со мной. Со мной все разговаривают.

Не то чтобы угроза подействовала, но Хенрик нашёл в себе силы подумать не о том, как ему скверно сейчас, а о том, что из любой передряги надо искать выход, даже когда кажется, будто его нет и быть не может. Ди Осторы всегда славились живучестью, взять хотя бы дядю Иеронима… Как бы ни было горько, страшно и обидно, разговор следует поддержать – чем дольше будет с ним трепаться эта альвийская мумия в человеческом обличье, тем больше останется времени поразмыслить, как можно вывернуться.

– А ты не боишься, что твои нынешние «преданные» слуги предадут тебя однажды точно так же, как сегодня предали меня? – задал он первый пришедший в голову вопрос.

– Ну, что ты, что ты… – Она обнажила ровные ряды белоснежных зубов. – Предают только тех, в ком замечена слабость, только тех, кого можно заподозрить в слабости. Тебя, например, погубило твоё же упрямство. Я же пыталась тебя остановить, а ты, как глупый пескарь, лез и лез на крючок. Понимаешь! Ты попался на пустой крючок, даже наживки на нём не было.

– Какой ещё крючок? Когда это ты пыталась меня остановить? – Говорить следовало всё что угодно, вступая в разговор, стоит ей только замолчать. Надо только обшаривать комнату рассеянным взглядом, делая вид, что в душе не осталось ни воли, ни сил сопротивляться – вдруг обнаружится что-то спасительное.

– Трент, расскажи ему.

Трент… Что может знать палач, который только и умеет орудовать раскалёнными щипцами…