Вечные хлопоты. Книга первая

Костриков клал печи, никого не подпуская к себе в помощники. Работал неторопливо, не суетился, приговаривая: «Хорошая печь делается навек! Надо, чтоб ни одна теплинка не пропадала зазря. А то, бывает, иной сложит печку, а все тепло прямым ходом в трубу вылетает вместе с дымом!»

Любил он прихвастнуть малость, лишний раз напомнить окружающим о своем мастерстве, но шло это не от бахвальства, не от излишней самоуверенности, но от гордости за свою профессию, которую, как всякий большой мастер, считал главной на земле и которая в последнее время становилась редкой, от сознания того, что и он, старик Костриков, списавший было себя в отставку, нужен еще людям и может что-то сделать. Ну и от характера, конечно, неуемного, живого, требующего постоянного общения, работы.

По правде говоря, Антипов иногда завидовал ему, чувствуя, что сам все более делается придирчивым к людям, и, может, не всегда по справедливости.

Вот Анатолия хотя бы взять. Ведь простил его, искренне, не кривя душой простил, — за честность и откровенность, а все же — ловил себя время от времени на этом — приглядывался к нему с какой-то тайной боязнью, точно не до конца верил в него и в то, что прочно и навсегда вошел зять в их семью, невольно сравнивая Анатолия с Михаилом... Понимал неправомерность сравнения, неравенство условий — Михаил-то сын! — но очень уж хотелось Антипову, чтоб зять не просто был членом семьи, мужем дочери, не просто своим человеком — родственником, но родным... И чтоб дом, который построят они, стал не только семейным обиталищем, где собираются после работы отдохнуть, выспаться, но родовым антиповским гнездом. А иначе, рассуждал он, к чему вся эта затея?..

В один из выходных неожиданно появился на стройке Сивов. Обошел все вокруг, осмотрел внимательно, придирчиво и сказал весело:

— На воскресник прибыл, Захар Михайлович! Распределяйте на работу.

Тут Костриков, отложив мастерок, предварительно обтерев его, спросил:

— А что вы делать умеете, Андрей Павлович?

— Умею лопатой, ломом... В общем, бери больше, кидай дальше.

Оно и правда, помощи большой от него не было — ни топора, ни молотка по-настоящему в руках держать не мог, — и все же приятно было Антипову видеть здесь парторга, и дело в тот день хорошо спорилось. Сивов как-то умел расшевелить всех, его непринужденность, жизнерадостность словно прибавляли сил.

— А место, место-то какое, Захар Михайлович! — расхваливал он, когда устроили перекур.

— Место хорошее, — согласился Антипов.

— Лодку заведете — не забудьте на рыбалку пригласить.

— Из него рыбак, — фыркнув презрительно, сказал Костриков, — что из конского хвоста мельница!

— Это он возле воды не жил. А на зорьке!.. — мечтательно проговорил Сивов. — Ух как люблю, когда плотва клюет! Точно как цыпленок... Дерг-дерг... Сидишь, затаившись, напряжешься весь и выжидаешь, когда подсечь... Рраз!

— И пустой крючок! — под общий хохот сказал Григорий Пантелеич.

Сивов тоже смеялся весело, заразительно.

— Захар Михайлович, — спросил удивленно, — неужели вы никогда не рыбачили?

— Было в детстве...

И опять встрял Костриков:

— Поехал Захар рыбу ловить, булки с собой набрал. А покуда ждал, что рыбка на его наживку клюнет, всю булку и слопал!

Антипов посмотрел на него с укоризной:

— Взрослый же человек, Григорий Пантелеич, а несешь черт знает какую глупость!

— Это что! — улыбнулся Сивов. — Вот у меня до войны друг был. Однажды мы с ним на Волхов отправились порыбачить. А он, надо сказать, был большой любитель поесть! Поужинали мы, прилегли вздремнуть на берегу, чтобы зорьку не прозевать.. Друг мой ночью проснулся, есть ему захотелось. Шарил, шарил и нашарил котелок с мотылем. В темноте-то не разобрался, за вермишель мотыля принял...

Антипов с Костриковым заулыбались недоверчиво.

— Не верите?.. Честное слово даю! Сожрал мотыля подчистую и снова спать завалился. Так и пропала наша зорька. И хоть бы тебе что, даже понос не пробрал! А в блокаду от голода погиб, да...

Помолчали недолго, дымя папиросами.

— Довольны, Захар Михайлович, что послушались совета и взялись дом строить?

— Кто его знает! — ответил Антипов.

— Доволен, чего там! — заявил Костриков.

— Четыре комнаты, прямо помещиком заживете!

Захар Михалыч нахмурился, засопел...

— Ну, чего сопишь? — сказал Григорий Пантелеич. — Заслужил, чтобы жить просторно, и нечего брови свои сводить. Хватит, намыкались!..

— Не лезь, Григорий Пантелеич.

— Гляди, и я возьмусь Борьке дом строить. Рядом с тобой. Эх, мать честная, жаль, что твоя Клавдия замужем, а то бы сосватал ее!..

— Невест тебе мало?

— А много-то нам зачем? Одна нужна, но чтобы без ошибки.

— Вон невеста ходит, — сказал Сивов, показывая на Надю Смирнову. — Кровь с молоком и красавица писаная! — Он подмигнул Антипову. — Чем не жена вашему Борису?..

— И про все-то вы знаете, — покачивая головой, проговорил Костриков, любуясь Надей.

— Должность такая, чтобы знать. Свадьба скоро?

— Это у них спросить нужно, — уклонился Григорий Пантелеич. — Ладно разговоры разговаривать. Работать надо. Сегодня печку в большой комнате хочу закончить.

Поднялся и Сивов.