Вечные хлопоты. Книга первая

— Так это потому, что вы не встречались с нашими.

— Русский полководец Суворов говорил, что плохой солдат, если не мечтает быть маршалом.

— Не знаю, что говорил Суворов, — признался Антипов, хмурясь. — У нас все равные, хоть директор, хоть рабочий. Зачем мне лезть в директора, когда я свое дело лучше директорского знаю?.. На своем месте, возле молота, я и есть маршал. А в списке награжденных моя фамилия первой стоит, раньше, чем фамилия Ваньки Кошелева. По ал-фа-ви-ту, понимать надо!

— Вы хотите сказать, что каждому свое?

Однако Антипов был настороже и не оплошал.

— Всем одно: сначала социализм, как учил нас товарищ Ленин, а после — коммунизм. Но при деле каждый должен быть при своем. Это верно. Вот басня есть такая, слыхали? Там хорошо и правильно говорится, что беда, дескать, коль сапоги начнет тачать пирожник, а пироги печи сапожник...

— Это Крылов, — вздохнул корреспондент. Было похоже, что он смирился с тем, что сенсационного интервью не выйдет. — А кем работает ваша жена?

— Машинисткой.

— Но вы говорили, что она малограмотная! А чтобы работать в конторе машинисткой...

— Какая контора! На паровом молоте она работает, вместе со мной.

— В кузнечном цехе?!

— А где же еще?.. Только не совсем, правда, со мной. С другим кузнецом, с Поповым. С ним бы вам поговорить. Он тоже орден получил и грамотнее меня.

— Возможно, поговорю... А я хочу спросить: как же вы, господин Антипов, послали жену на такую тяжелую и грязную работу? Я видел, я был в вашем цехе. Это она с рычагами, да?

— С рычагами. А что тут особенного? Зато работа интересная и важная. Без хорошей машинистки кузнец как полчеловека. Ну, все у вас, что ли?.. Пойду я.

— Можно и все, — сказал корреспондент рассеянно, завинчивая колпачок на автоматической вставочке, которая ему почти и не понадобилась.

— Что это за штуковина такая? — спросил Антипов, протягивая руку. После уже он себя здорово казнил за любопытство.

— О, это обыкновенная автоматическая ручка, — охотно передавая ее Антипову, объяснил корреспондент. — Пожалуйста, я дарю вам на память. Вы никогда не видели?..

Понял Захар Михалыч, что дал маху. Но делать нечего, диковинную вставочку принял. Внимательно разглядел, встряхнул сильно — с пера слетела капля чернил.

— Нельзя так! — воскликнул корреспондент испуганно. — Сломать можете.

— А наши не ломаются, — сказал Антипов и положил ее на стол.

— У нас много разных моделей, эта не самая лучшая. Возьмите на память.

— Спасибо, — засовывая вставочку в карман, сказал Антипов. — Вот у меня с собой ничего нет...

— Пусть это вас не волнует. Мне было очень приятно познакомиться с вами. Верьте слову. Я всегда симпатизировал России.

— Какой России? — строго спросил Антипов.

— Вашей, Советской России. Я долго жил в Петербурге, теперь это Ленинград, что весьма символично... Если позволите, я еще хотел бы спросить вас про детей...

— Ладно.

— Кем они будут, ваши дети, когда вырастут? У вас, наверное, есть какая-то мечта?

— Есть. Сын, само собой, тоже в кузницу пойдет, чтоб не нарушать традиции. А дочка... Затрудняюсь сказать. Не знаю, кем она станет. Да не в том дело, кем! А главное, я так понимаю, чтобы дети выросли честными, трудолюбивыми. Остальное образуется.

— Из всего нашего разговора, господин Антипов, я вынес впечатление, что вы вполне счастливый человек...

— Ну, до полного счастья мы, пожалуй, еще не дошли. Это при коммунизме будет. А вообще пожаловаться грех. Сыты все, одеты-обуты, работу имеем, дети устроены. Возьмите прежде. Как жили?.. Рабочий люд ютился кое-как, одно слово — посад. Пьянки, драки. А нынче по-другому живем. Вот и нам недавно комнату дали большую, светлую. Удобства все, какие придумать можно. Хоть и в баню не ходи — тут тебе ванна кафелем обложена, по потолку узоры, полы из паркета. Разве отец мой посмел бы мечтать о таком?.. Никогда! А вы, господин... — Тут только Антипов спохватился, что корреспондент не представился ему.

— Белопольский... Да, именно Белопольский. Аркадий Петрович. Увы, такова судьба многих русских. — Он вздохнул с сожалением.

— Вы, стало быть, из тех, которые...

— Мне было четырнадцать лет, когда родители эмигрировали.

— Сбежали от революции? — уточнил Антипов.

— Если хотите, сбежали. — Он встал и, горько усмехнувшись, сказал: — Но это уже похоже на то, что вы интервьюируете меня, а не я вас.

Странное дело, однако Захару Михалычу почему-то стало жалко корреспондента. Он подумал, как это трудно и невыносимо жить вдали от Родины, от земли, где жили твои предки.

— А вы не поезжайте назад, — посоветовал он, не мудрствуя.

— Что значит «не поезжайте»?

— Оставайтесь здесь!

— Вы, я вижу, искренний и честный человек. Благодарю вас. Но это наивно, господин Антипов. Наивно и невозможно.

— Почему невозможно? Идите, куда там нужно пойти, объясните, что вас увезли мальчишкой. Скажите: так, мол, и так, желаю остаться на своей Родине...

— Нет у меня родины. Была — и нет. К тому же, за границей меня ждет старенькая мама. Каждому свое, как вы сказали. А вам я желаю всех благ и... полного счастья! Прощайте.

ГЛАВА IV