Шарлотта подошла к церкви, полюбовалась фасадом и вошла внутрь. Пахло то ли свечным салом, то ли ладаном — запах ладана ведь совершенно неуловим. Шарлотте тогда было девятнадцать, пожить у Ланжвенов ее отправил отец, который придавал огромное значение тому, что он называл «безупречным французским». Какой-то его дальний знакомый знал двоюродного брата мадам Ланжвен — и договоренность была достигнута. «Я вовсе не против, чтобы ты рисовала, — сказал ей отец со свойственной тому времени родительской рассудительностью. — Я только хочу, чтобы ты поняла, сколь необходим тебе безупречный французский язык». Отец не верил в ее талант художницы; бизнесмен, он мечтал определить своего единственного ребенка в какую-нибудь международную коммерческую фирму, где французский язык, которым она в совершенстве овладеет, вознесет ее на желаемую высоту. В душе отец Шарлотты преследовал ее интересы — какими он их себе представлял. А уж потом можно будет подумать и о выгодном браке. Всему свое время. Представления о жизни у него были традиционные.
В церкви Сен-Сераз она прошла вдоль исповедален, пробежала глазами по Кальвариям. Все это ее, девятнадцатилетнюю девушку, интересовало не слишком; она думала о том, как жаль, что отец настоял на ее поездке в Массюэри. Обычно в среду, во второй половине дня, когда мадам Ланжвен уезжала с детьми кататься верхом, она была предоставлена самой себе. Располагала она собой и во второй половине дня в воскресенье и, кроме того, каждый вечер после того, как дети ложились спать. Но чем было себя занять по воскресеньям? Ходить гулять в лес? А по вечерам Ланжвены обижались, если она не сидела с ними. Всего детей было пятеро, самый младший — еще совсем крошка. Близнецы были шалунами и, в свои шесть лет, уже научились дразниться. Колетт постоянно дулась. Больше всего Шарлотте нравился Ги, темноволосый десятилетний мальчик.
Обо всем этом, об угрюмой Колетт, о непослушных близнецах, об обаятельном Ги, о пухленьком младенце, говорилось в лежавшем в сумочке Шарлотты письме домой. Ее мать умеет читать между строк, она заметит, что дочь несчастна, хотя в письме об этом ни слова; отец же будет читать невнимательно, многое пропустит. «Здесь сейчас гостит сестра г-жи Ланжвен. Она высокая и томная, заядлая курильщица, глаза всегда подведены, красиво одевается. Г-жа Ланжвен совсем на нее не похожа, она тоже хорошо одевается и тоже по-своему хороша собой, но приятнее — в том смысле, что хочет, чтобы у других все было хорошо. Она все время улыбается и беспокоится. Месье Ланжвен неразговорчив».
В сквере перед кафе она дописала письмо, часто прерываясь, чтобы продлить удовольствие. Был июль, и сидеть приходилось в тени. «С тех пор как я здесь, на небе ни облачка». Шарлотта пила чай с лимоном; запечатав конверт и надписав адрес, она стала смотреть на проходивших мимо. Из-за жары людей было немного: женщина в синем платье, в темных очках и с пуделем, мальчик на велосипеде, мужчина, вынимавший из фургона обувные коробки. Шарлотта купила марку в tabac и вдруг увидела, что за Maison de la Presse раскинулся парк. На скамейках лежали пыль и птичий помет, сквозь листву не проникал солнечный свет, зато здесь было прохладно и пусто. Она села и раскрыла книгу, которую взяла с собой, — «Прекрасные и проклятые».
Прошло уже двадцать два года, а Шарлотта по-прежнему видит себя сидящей на скамейке в парке, и даже помнит, как выглядит иллюстрация на обложке романа: девушка с сигаретой, мужчина во фраке. «Мадам Ланжвен старается говорить со мной по-французски, — говорилось в ее письме. — Месье практикуется в английском». Тогда Шарлотта была девушкой робкой и простодушной. В детстве она узнала цену ревности и всегда испытывала нежные чувства к отцу и матери, однако в сердечных делах была малосведуща, и в Массюэри страдала первое время лишь от одиночества.
В комнате, отведенной для работы, Шарлотта снимает с плечиков зеленый непромокаемый плащ, проверяет, в кармане ли перчатки, а в глазах у нее по-прежнему стоит парк в Сен-Сераз. В тот день, воспользовавшись тем, что в парке никого не было, она, кажется, даже расплакалась; да, и в самом деле расплакалась. А через час отправилась в музей, однако он был закрыт. На Пляс де ля Пэ, возле гипсовой красавицы с пышными формами, олицетворявшей собой Вечный мир, она ждала автобуса обратно в Массюэри.
— Опишите мне Англию, — попросила ее в тот вечер сестра г-жи Ланжвен — она тоже изучала английский. — Опишите мне дом вашего отца. В Англии еда ведь невкусная, n’est-се pas?
[2]Шарлотта стала было отвечать ей по-французски, но высокая, красиво одетая женщина остановила ее. Она хотела слышать звуки английской речи — а иначе какой смысл? Она зевнула. В деревне было скучно; впрочем, в июле и в Париже не намного веселее.