Вечные любовники

Две комнаты в Килберне, где они жили как муж с женой, были грязными и неуютными — их жизнь в пансионе довольно сильно отличалась от той жизни, какой они жили во времена «Барабанщика» и отеля «Грейт Вестерн Роял». Норман и Мари пытались найти что-то получше, но за умеренную плату приличное жилье отыскать было нелегко. Они приуныли, ибо, хоть и жили вместе, до их собственного домика, детей и радостей жизни им было так же далеко, как и раньше.

— Можно переехать в Рединг, — подала идею Мари.

— В Рединг?

— Ну да, к маме.

— Но ведь твоя мать чуть было не отреклась от тебя. Она на тебя зла — сама же говоришь.

— Сегодня зла, а завтра — нет.

Мари оказалась права. Однажды в воскресенье они поехали в Рединг выпить чаю с матерью Мари и с ее подругой, миссис Друк. За столом ни та, ни другая к Норману не обратилась ни разу, и однажды, когда они с Мари вышли на кухню, он услышал, как миссис Друк, не скрывая раздражения, сказала, что Норман годится Мари в отцы.

— Что с него взять, — отозвалась мать Мари. — Пустое место.

И тем не менее матери Мари очень не хватало зарплаты дочери, и в тот же вечер, не успели они еще доехать до Лондона, было решено, что Норман и Мари в течение месяца переедут в Рединг с условием, что, как только представится возможность, они обязательно поженятся.

— Имей в виду, для меня он — квартирант, — сказала мать дочери. — Квартирант, и только.

— Не будем забывать о соседях, — добавила миссис Друк.

В Рединге им жилось еще хуже, чем в Килберне. Мать Мари по-прежнему относилась к Норману пренебрежительно, постоянно делала ему замечания: то он был неопрятен в уборной, то наследил на крытой ковром лестнице, то на выключателях остались следы от его грязных пальцев. Мари каждый раз вступалась за Нормана, и начинался скандал, в котором обязательно участвовала миссис Друк — она страсть как любила скандалы; кончалось же обычно тем, что сначала мать, а следом и дочь громко рыдали. За это время Норман побывал у юриста и сообщил ему, что Хильда, по ее же собственным словам, изменяла ему с почтальоном и с Фаулером.

— А свидетели могут это подтвердить, мистер Бритт? — поинтересовался юрист и криво улыбнулся, когда Норман ответил, что свидетелей у него нет.

Он и раньше знал, что с разводом ничего не получится. Знал, что интуиция его не подвела: Хильде не надо было ничего говорить, не надо было просто так уходить из дома. Да и с Мари он повел себя не лучшим образом; впрочем, так всегда бывает, если девушка сходится с женатым мужчиной.

— Раньше надо было думать, — любила громко, со значением говорить ее мать, когда дверь в ее комнату была открыта и Норман проходил мимо.

— Эгоист, что вы хотите, — вторила ей, так же громко, миссис Друк.

Всякий раз, когда он говорил, что у них ничего не получится, Мари с ним спорила. Но и она уже не отчаивалась так, как отчаивалась бы год или два назад: напряжение сказывалось и на ней, особенно напряжение от жизни в Рединге. Когда Норман сказал ей, что надеяться больше не на что, она горько разрыдалась; пустил слезу и он. Вскоре после этого Норман попросил, чтобы его перевели в другой отдел «Всего мира», и был отправлен в Илинг — очень далеко от отеля «Грейт Вестерн Роял».

Через полтора года Мари вышла замуж за рабочего пивоваренного завода. Узнав, что Норман так и не женился, Хильда написала ему письмо: не будем, дескать, ворошить прошлое. Норману было очень одиноко в однокомнатной квартирке в Илинге, и он согласился выяснить с женой отношения, после чего вернулся домой.

— Я на тебя не в обиде, — сказала ему Хильда, — я ведь тоже тебе изменяла: в твое отсутствие здесь жил один парень из клуба, менеджер в «Вулворте».

— И я тоже на тебя не в обиде, — сказал Норман.