Вечные мы

– Ты не забыла, у нас же сегодня…

– Да… я помню… но до ночи ведь ещё…

– Время быстро летит… девушка Элли… Можно так?

– …Ага… ох. А кто сегодня…

– У-у-у… это страшная тайна…

Смех. Долгий шёпот.

Вздох.

Тишина.

Шорох. Тихое звяканье.

– Какой у тебя…

– Нравится? Я тебе такой сделаю… И всем бы надо сделать, хорошая вещь. Да ленива я, знать…

– Ты?!

– Ну… Видела водомерок у нас в ручье, в лесу? Висишь над прозрачной водой, разглядываешь камни на дне… время остановилось… медленно, медленно сносит течением к перекатам… вдруг рывок, жизнь, порыв, мгновение – и снова золотая лень, снова широкая вода, медленно проплывают камни… Вот это я и есть. А Катя – стрекоза.

– А…

– А ты… Дай подумаю…

– Нет, я про…

– …Андрей… он просто мальчик. Гениальный счастливый мальчик… Он всегда мальчик и всегда растёт, и никто не знает, кем он станет… Меньше всего он сам. В каком-то смысле он наше будущее… общее, если мы не отстанем по дороге…

– …Маша… А ты ведь… ты его любишь?

– …Да, Элли. Я его люблю.

– А Катю? А… меня?

– Да, Элли. Я люблю Катю. Я люблю тебя. Ты поросёнок, вот ты кто.

Тихий долгий смех.

– …Я… эльф…

– Дык. То же самое. Оба розовые и с ушками.

Смех.

Мяуканье.

– О, кто к нам, смотри-ка… Где тебя носило, разбойниче… Ну-ко шасть сюда, шасть…

Мягкий стук лап. Беззвучный прыжок.

Шорох.

Мурчание.

– Ух ты, ох ты… Угнездился… Что в лесу делал, признавайся? Хороводы с мышками водил?… Дня три ведь его не было, да?

Мурчание.

– А лес-то наш… такой маленький стал, жалкий, как листья сдуло…

– Ой, да… Я как… летний ребёнок. В смысле, будто родилась только вот… летом, это же моя первая осень… здесь…

– …А воздух сегодня какой прозрачный – видела? Только осенью бывает… Дальний берег залива виден так страшно близко… будто придвинулся. Или будто мир наш сворачивают трубочкой… как сухой лист…

Мурчание.

Кашель.

– Маш, вот всё-таки… мне это важно. Ты можешь объяснить… Как это можно… любить всех?

– А как нельзя, если все хорошие? А как нельзя, если все плохие? Как нельзя, если все есть?

– Есть?…

– Вот да. Вы все у меня – есть. Вот я вас и люблю.

– Так просто… А вот как это – не сравнивать, не делить? То есть… я вижу как, но…

– «В этике работают только парадоксальные ответы» – помнишь? Это хороший пример тебе… Чтобы не делить – надо всегда отдавать. Чтоб не сравнивать – стать несравнимо разными…

– Ох… разными, да… Знаешь, мне же всё время страшно – потому что к одному… прилипнешь, и сразу: а как же остальные? Или: эй, ну-ка, а почему я с ним сейчас, это у меня… или просто чтоб равновесие поддержать? Я понимаю, смешно… но ведь это всё всерьёз! Страшно даже переключаться между… вами. Как в воду каждый раз. На одного-то нужно полжизни убить, пока понимать научишься, притрёшься… а тут…

– Значит, на нас – три полжизни? Полторы жизни, всего-то, ужмём легко…

Смех.

– Ничего, Эль. Не торопись. Тебе ещё покажется, что мы все тоскливо одинаковые… будет такой период, наверняка. Но и он пройдёт…

– …Слушай, а может это быть самообман – одного только любишь, остальных… терпишь?

– Хо. Знаешь-ка, если б все семьи так друг друга терпели, как мы…

– Маш, я серьёзно. Вот откуда ты, например, решила, что…

– Элли, это называется юношеский максимализм… погоди обижаться. Это клише, но точное. Modulo gender, естественно… Все ведь рождаются чёрно-белыми, да-нет, в генетике ничего сложнее не умещается. Минимум выживабельный и всё. А потом всю жизнь мы эту детскую чёрно-белость размываем, перемешиваем. Расширяем спектр. И это значит – подожди, подожди – это значит и освобождение от слов, среди прочих освобождений. Мудрецы немногословны. Потому что слово не для того изобрели, чтоб неоднозначность мира выражать, понимаешь? Это мы уже понакрутили, а изначально-то речь – чтобы влиять, убеждать. Подчинять. Охмурять – вот точно. Так что не держись за слова. Охмурят в два счёта.

– Я не…

– Это я про любовь – про слово «любовь». Такое… авторитарное. Сказано любовь, изволь соответствовать. Сказано не любовь – всё, завяли помидоры. Да?

– А разве нет? Что вообще имеет хоть какой-то смысл, если…

– Элли, всё имеет тот смысл, который тебе хватает сил туда вложить. Я просто не хочу держаться за слова… Давай не говорить «люблю» вообще, давай просто мычать. Будет честнее.

– Как мычать?

– Да так. Вот с Андреем у меня… м-м-м, с Катей… м-м-м, а с тобой вообще: м-м-м! Видишь, какие все разные?

– …Интересно, как это в записи будет…

– И бессмысленно спрашивать, где сильней. И где там любовь или что… А запись это не берёт, проверено. Будет м-м-м везде и всё.

– …То есть… века словесных ухищрений… всё, будем теперь мычать?

Смех.

– Слово – это знак. Знаки изнашиваются… Вещи растут и меняются, старые знаки им тесны. Поэт – это кто умеет делать новые знаки. Потому что знак не обязан быть понятным и простым. Целое стихотворение может быть знак для какой-то вещи. Оно же и создаёт эту вещь – открывает, объясняет. Ну а когда стих не написан, цитировать нету… а сказать надо… то хоть бы и мычи…

– …Знак – это же как имя?