Вечные мы

– Ну если он сам с собой – значит, ему бабы не дают, значит он фрик ущербный, фу его. И всё объяснение. А обжора как раз – воплощённое здоровье и нормальность…

– Ну да! Да! Маш, ты гений! Действительно, просто всё. Всегда были омега-самцы в племени, без шансов на самок, и самоутешались как могли. В результате мастурбация закрепилась как маркер низкого статуса и ущербности. Секс приватен, но им всё равно хвастаются, намекают, подглядывают. Мастурбацией не хвастается никто и никогда. Вот тебе и…

– Отсюда же и гомофобия, отчасти, наверно…

– Ну! И вот так оно и до сих пор, представьте? Никакие сексуальные революции это не сдвинули. То есть, конечно, теперь все знают, что пароходики это не вредно, но никто не горит желанием… показывать и смотреть. При том что какая угодно жестокость и смерть – это полёт нормальный, никто и не думает стыдиться, или хотя бы не признаётся. Учимся не выдавать передёргивание, когда цитируем: «падали старушки»… «а я лишь пнул ногой»…

– И так мы возвращаемся к литературе…

– Да. Потому что автор всегда один, по определению. В отличие от кино, кстати – там ты глазами видишь людей, разных, и мозг переключается в режим подглядывания за жизнью. А текст – это всегда монолог, одинокий голос, иллюзию живых людей там гораздо труднее… И если в тексте удовольствие, радость, счастье – особенно счастливая любовь, но не только! – наша сигнализация, врождённая, начинает верещать. Единственный способ её заткнуть – убить счастье обломом. В результате порнуха насилия, войны и всяких таких вещей – причём прямая порнуха, ну видно же, как автора прёт от этого, и без малейших тебе обломов в обратную сторону, то есть без просветов… такое у нас канает за литературу, даже и в первых рядах. «Юноша, любивший гибель»… А порнуха счастья – это нам сразу мастурбация, фи. Это нормально, вот скажи?

– Так ведь «порнуха счастья»… она вообще бывает? Пример?

– Именно! Именно! Её мало что нет, ты ж вот прям сейчас и запрещаешь нам её делать! «Ада» – провал, согласна, но не потому что трагедий мало, а просто… герой мерзкий тип, противно. И мир картонный, именно что мастурбация, натужное фантазирование, куда-то испарилась вся его наблюдательность. Притом же у Набокова полно мерзавцев было всегда, но тут он первый раз стал… не просто героем и повествователем, это тоже было, но и как бы главным содержанием всей книжки. Никакого контрапункта, все прочие персонажи – как порождения его же уродского воображения, тоже мерзости изводы, включая Аду. Беспросветно и тоскливо там всё, а вовсе не хэппи-энд…

– А раньше был контрапункт?

– Ну… Раньше вон даже «Подвиг» был – последняя вещь, наверно, в которой вообще ни одного мерзавца… тоже своего рода подвиг для него. Даже в «Даре» протагонист уже… попахивал…

– Что-о-о?!

– Да Маш, ну правда же… Самолюбование, поза, на Чернышевском зачем-то оттоптался, только потому что под руку ему… но не будем об этом, ладно, не сейчас! Я просто хочу сказать, что он вовсе не был монстром, прекрасно всё понимал. Жалостлив был вот… Но и умел бить на жалость. Знал как. Да и то, со временем – жалость всё карикатурнее, сделаннее… Сравни хоть Лужина и Пнина. Тоже прогрессия… Но и мерзавцев своих он – из той же головы вынимал. Вот совместимо у него оказалось, человек сложная штука, what else is new?

– …Ну так вот ты и согласилась, кажется. Всё-таки облом, получается, нужен… нужна трагедия, Ван Вину по рогам надавать, так?

– Плохому да, надавать! Раз пишешь про мерзавца, изволь ему что-то противопоставить… или хотя бы открыть про него, объяснить. Я ж говорю, мораль никто не отменяет. Даже и наоборот, она победила, нам как бы всё понятно уже, известно откуда берётся это всё и как лечить, и потому всё скучнее про мерзавцев читать, и неприятно, и на автора такого уже косимся с подозрением. Что Набокова сильнее всего и бесило: он всё пытался поддерживать разделение, герои одно, а автора не тронь, про автора вам вообще знать не нужно. Понятно, но глупо… Так что вопрос-то главный вот именно такой: а зачем про мерзавца писать? Зачем он вообще нужен? Что в жизни есть – не оправдание, мало ли что в жизни есть. Толкину вот понятно почему Моргот был нужен: не просто чтоб сюжет двигать, главное – он действительно верил, что в мире есть разумное и абсолютно злое, отпавшее начало. На то он был католик. Но мы-то понимаем, кажется, немножко больше уже, да?

– Мы знаем зато, что есть хаос, лень, глупость… энтропия… да и насилие никуда не делось, почему нельзя об этом писать?

– Вот! Теперь ты правильно говоришь. Почему не писать: да, конечно, пиши, если пишется. Тем более если от твоих писаний насилия меньше станет… спасибо скажем. Только других заставлять не надо, ладно? Не надо возводить в закон. Мне вот, например, интереснее совсем другие вещи, которые меня торкают. И раз уж они нашлись, вставлять туда мерзавцев и несчастья, чтоб было по канону, я не собираюсь…