Вечные ценности. Статьи о русской литературе

Остановимся на слове, передающем, возможно, начало земледелия: наша нива, родственное греческому нейос «поле»; финское нева «болото», японское нива «сад». Смысловое развитие тут весьма логично: болото превращается в обработанное поле и дальше в сад. Причем предполагается некая прародина со влажной, болотистой почвой.

Впрочем, и относящееся, вероятно, к более позднему периоду название «основного питательного злака» богато представлено в разных языках: латинское фар «полба», английское барли «ячмень», и, с другой стороны, арабское бурр «пшеница» и малайское берас «рис».

Перечисленные слова уже довольно трудно, полагаем, объяснить случайными совпадениями или тем более заимствованиями и звукоподражаниями. Но допустим, что это и возможно. Но беда в том, что подобных слов множество! Мы за короткое время их собрали десятки… Пусть даже часть и отсеется. Общая картина от того вряд ли изменится.

Начиная с момента появления на сцену ностратической теории, которая означает допустимость широких лексических сравнений практически между любыми языками мира, лингвистика вступает в новый период. Становится возможной реконструкция не только пра-индоевропейского или, скажем, пра-уральского языка, – мы вступаем на почву куда более замечательных открытий и прозрений: путь, на котором языкознание делает, правда, еще первые и неуверенные шаги, ведет к воссозданию праязыка человечества в целом!

«Голос зарубежья», Мюнхен, апрель 1995, № 76–77, с. 48–50.

В поисках праязыка земного рода

В советском журнале «Знание – Сила», № 3 и с. г. опубликована статья А. Милитарева, «Какими юными мы были 12000 лет назад?!», где он, возражая австрийскому зоологу К. Лоренцу[354], вполне правильно констатирует, что первобытные люди, к тому моменту, когда научились пользоваться копьем и луком со стрелами, уже давно владели членораздельною речью. Дальше он, тоже достаточно убедительно, развивает следующие идеи:

«Методы, применяемые в компаративистике, позволяют, сравнивая родственные языки (неважно – живые, бесписьменные или древнеписьменные и давно вымершие), по строгим критериям регулярных фонетических соответствий и звуковых законов, реконструировать язык – предок всех этих родственных языков или праязык».

После чего переходит к реконструкциям праафразийского языка, уточняя: «Напомню, что праафразийский язык – предок большой афразийской (семито-хамитской) семьи, состоящей из 5 групп или ветвей: семитской, кушитской, берберо-гуанчской и египетской».

Из числа нескольких десятков восстанавливаемых им слов выделим 5, которые привлекают наше особое внимание. В свое время мы выступали с гипотезой о близком родстве между индоевропейскими и австронезийскими (малайско-полинезийскими) языками (впрочем, не новой, поскольку ее еще в прошлом веке выдвигали столь крупные ученые как Гумбольдт[355], Бопп[356] и Брандштеттер[357]), в частности, в статьях «Непризнанные родственники индоевропейцев», в журнале «Возрождение», № 243 за 1974 г., и в бельгийском лингвистическом журнале «Орбис», том 16, № 2, за 1967 г. На эти статьи со стороны лингвистов не последовало никакого отклика; хотя вообще-то специалисты весьма ведь любят опровергать ошибочные построения, когда имеют к тому серьезные основания. С точки зрения подобного родства, данные слова представляют определенный интерес. Рассмотрим их в подробности:

1) «Вид злаковых *barw – семит, «ячмень» и (эфиосемит.) «пшеница», восточнокушит. «ячмень», «просо», западнокушит. «жареный ячмень», восточнокушит. «семя», егип. «ячмень». В противовес чему мы имеем индоевропейский корень *bher, – с тем же значением «злака» (как определяет французский лингвист А. Мелье «céréale de base»): латинское far «полба» и farina «мука», английское barley «ячмень», славянское брашно «еда», «пища». Тогда как по-малайски «рис» называется beras (из *bhéres?) и с мелкими изменениями то же слово фигурирует во всех языках индонезийской ветви. Добавим, что то же самое фактически слово с тем же значением представлено в тибетском hbras и в языке бурушаски bras. Поскольку эти языки не родственны с австронезийскими, остается предположить, что данные слова были в них позаимствованы; из чего вытекает, что предки австронезийцев некогда жили далеко на северо-запад по сравнению с теперешнею зоною их обитания»;

2) «Есть 2 термина с повсеместным значением “домашней собаки”: *kwyhn (в кушитских, гуанчском и чадском) и *kazin (в кушитских, берберских, чадских и египетском); ни один из них не представлен в семитском… первому термину соответствует ностратическое слово (индоевропейское *kuon – “собака”, откуда известное латинское canis и уральское *kuyna “волк”)… (В. М. Иллич-Свитыч[358] объединял все эти формы как родственные, по-видимому, ошибочно)».