Добавим, что исследователи констатируют у племен банту более светлый цвет кожи, чем, скажем, у суданских негров; и что их легенды говорят о пришедших с севера завоевателях, принесших будто бы с собою более высокую культуру.
Чисто языковые факторы наводят на мысль, что и австронезийцы (вместе с австроазиатами), и банту находятся в родстве, по крайней мере с точки зрения языка, с индоевропейцами. Причем в родстве гораздо более близком, чем то, – бесспорное, – которое Иллич-Свитыч обнаружил в недрах ностратической семьи.
Третьим членом той же, – так сказать расширенной индоевропейской семьи, – мог бы быть язык айнов, тоже обнаруживающий сходство с индоевропейскими.
Здесь, однако, применить тот же метод сравнения, – через звук bh, – было бы трудно. Звука b, да и вообще звонких согласных, у айнов нет. Можно бы сопоставить немецкое Bein, английское bone «кость» с айнским pone тж. Или наше бровь с айн. rau тж, учитывая, что в айнском языке, как, например, и в финском (и в малайском) комбинация из двух согласных в начале слова невозможна.
Белые и бородатые айны представляют собою, во всяком случае, исключение в том районе, где обитают. Некоторые ученые так и считают, что это – остатки народа, оттесненного откуда-то с юго-запада, из более благоприятной климатической зоны.
Итак, следовало бы перестроить нынешнюю классификацию языков, признав существование более обширной индоевропейской семьи. Впрочем, я-то бы предложил заменить ее название, – и крайне громоздкое, и весьма неточное, – старым и куда более удобным термином арийская. То, что немцы при национал-социализме это слово употребляли в одиозном (и вовсе неправильном) смысле, не должно бы играть никакой роли: оно было создано задолго до того и сперва совершенно лишено приданного ему ложного оттенка.
Это был бы переворот в лингвистике, особенно если увязать его с теорией Иллича-Свитыча. Но дело этим не ограничивается.
Анализ словарного состава показывает наличие еще более обширной группы, или нескольких групп возможно все равно общего происхождения.
Связи намечаются, с одной стороны, между японским языком, находящимся на отшибе на Дальнем Востоке, в котором есть слова, общие с малайским и с индоевропейским праязыком. А с другой стороны, – что совсем уж неожиданно, – с языками Нового Света. Приведем опять же примеры, но уже не исходя из принятой нами до сих пор системы.
Возьмем греческое слово oikos (из более старого uoikos) «дом», родственное латинским словам vlcus «деревня» и villa, а также и нашему весь в смысле «деревни».
Сравним названия «дома» в индейских языках: гуаранийское oga, алгонкинское wigwam, и прибавим эскимосское iglu. В них произошло, – по-разному, – упрощение группы oi, а согласный к перешел в g. Но тут надо заметить, что в некоторых других языках Южной Америки есть формы того же слова uka, oka и aka.
Или вот другие примеры. Гр. nekys «труп» и название «мяса» в соответственно японском, эскимосском и ацтекском языках: niku, ныка, nacti. Сходство столь велико, что трудно его приписать случайности.
У «мяса» есть и другое название (понятно, что для наших дальних предков, живших охотой, этот термин имел особое значение): санскритское mamsam «мясо», малайское mangsa «добыча», «жертва», эскимосское мысик «топленый жир», ацтекское mazati «олень». Хотя смысл и разный, а свести его к первоначальному общему понятию легко.
Стоит отметить, что особенно часто совпадают в целой серии разных и удаленных друг ото друга языков названия животных, иногда и птиц, а также растений: все это опять же были вещи, жизненно важные для примитивных народов.
Скажем, лат. cervus «олень», мал. kerbau «буйвол» и алгоннинское karibu.
Или имя «орла», восходящее к корню er-: грузинское orbi «орел», гуар. arai и ацт. aia «попугай». Славянское веверица «белка» (из uer-uer), финское orava «белка», гуарани eira «дикая кошка», айнское eram «крыса».
Явное сходство обнаруживается часто в названиях чисел, особенно первого десятка, в именах родства и в самых повседневных глаголах.
Слова, обозначающие ближайшее родство, почти во всех языках мира идентичны. Это принято объяснять детским языком; они якобы независимо возникают у разных племен. Но так ли? Не были ли они первоначально созданы в едином языке, и унаследованы оттуда во многих?
Я не пытался исследовать некоторые иные лингвистические семьи, как, в частности, семью односложных и тональных языков, сино-тибетскую. Хотя восстановление древнейших китайских форм, предпринятое Карлгреном, дает порою изумительные результаты. Например, название «меда», современное mi, но древнее miet, и многие другие.
Не пробовал и сопоставлять индоевропейские языки с кавказскими, родство коих с картвельской группой точно не выяснено; как и с южноафриканской семьей нама (языками бушменов и готтентотов).
Австралийские языки почти полностью истреблены англосаксами, вместе с их носителями. И, однако, то, что осталось, содержит интересный материал для сравнения.