Вечные времена

Лесник ходил среди собравшихся, присаживался то здесь, то там, очищал несколько початков, обменивался с людьми несколькими словами. Это была его идея — вспомнить старые традиции, собраться, как раньше, на посиделки с коллективной очисткой кукурузы. Явилось много народу, почти все остававшиеся в селе, за исключением больных, расселись среди куч кукурузных початков и принялись их очищать. Тут не было любовных заигрываний, никто не отзывал свою зазнобу в сторонку, чтобы, торопливо прижавшись к ее губам своими молодыми горячими губами, сорвать с них робкий поцелуй. Люди сидели спокойно, время от времени перекидывались короткими фразами, раздавались и шутки, сопровождавшиеся смехом — не таким молодым и задорным, как раньше, но все же веселым, здоровым смехом.

— Улах, — обратился Лесник к Улаху, сидевшему возле одной из куч вместе со всем своим семейством, — ты принес с собой кларнет?

— Принес, — ответил Улах, показывая пальцем на мешок позади себя, в который он завернул кларнет.

— Хочу, чтоб ты сыграл что-нибудь бодрое, — сказал Лесник. — Что-нибудь для поднятия духа. Умеешь играть марши?

— Умею, — сказал Улах. — Знаю два марша — «Шумит Марица» и «Интернационал».

— «Шумит Марица» забудь! — нахмурился Лесник. — Нам не нужны фашистские марши. Постарайся вообще его забыть!

— Не могу, — отозвался Улах, — я ежели чего выучу, ни в какую не могу забыть!

— Забудешь! — глаза Лесника сверкнули. — А если не забудешь, последуют соответствующие выводы. — Он сделал рукой неопределенный жест, но Улах интуитивно почувствовал, что это будут за выводы, и поспешил заявить:

— Ну, раз ты говоришь, хозяин, наверное, забуду. А ежели не смогу?

— Если не сможешь, все равно забудешь, — уверенно заявил Лесник. — Только посмей его заиграть! И не называй меня «хозяином», это тебе не старые времена! Никакой я не хозяин, ясно?

— Ясно, — отозвался Улах. — Не буду играть «Шумит Марица» и называть тебя хозяином. А сейчас мне играть или чистить кукурузу?

— Чисти кукурузу! — сказал Лесник. — А когда надо будет играть, я подам тебе рукой знак, и ты начнешь «Интернационал».

— Хорошо, — произнес Улах, — как ты подашь мне знак, я сразу заиграю.

Когда Лесник отошел, Улах обменялся взглядами с женой и своими одиннадцатью отпрысками. Чтобы не обидеть и будущее поколение, он бросил ласковый взгляд и на живот жены, где уже оформлялся двенадцатый отпрыск. Жена улыбнулась, широко раздвинув фиолетовые губы и выставив напоказ все зубы, оправленные в белый металл. Зубы сверкнули, а сердце Улаха преисполнилось гордостью. Все чистили кукурузу, время от времени слышались глухие удары початков о кучу.

— Не буду играть «Шумит Марица», — сказал глазами Улах, и все кивнули в знак согласия. — Буду играть то, что мне скажут. Кларнет все может.

— Верно, — подтвердили глазами остальные.

На том, и окончился этот разговор. Семейство Ула-ха углубилось в работу: руки быстро двигались, шуршали желтые сухие листья кукурузы, поблескивали пахнувшие свежестью очищенные початки.

В этот момент дед Стефан затянул хриплым голосом песню. В ней говорилось о том, как один из борцов за свободу подался в лес и заговорил с ним, как лес заплакал, а гайдук шел и рассказывал ему, куда он идет, как будет сражаться с турками, а потом вернется к своей зазнобе, а если не вернется, то пусть его белые кости ищут в лесу. К концу песни дед Стефан до такой степени охрип, что уже не пел, а просто говорил.

Пошла речь о песнях, вспомнили, как учитель Димов играл на вечеринках на скрипке, какие были раньше помолвки и свадьбы, какие посиделки, и за разговорами никто не замечал, как кучи неочищенной кукурузы быстро тают. В этот момент Улах почувствовал, что забыл, что именно он обещал Леснику, — играть «Шумит Марица» или «Интернационал»? А вдруг Лесник сейчас даст знак? Улах спросил глазами свое семейство, но никто не мог ничего ему посоветовать. Он растерялся. Потрогал кларнет, лежавший в мешке за его спиной. «Что же мне играть? — подумал он. — Лесник хочет марш, но какой из двух?» Улах отчасти был посвящен в социально-исторические перемены нашего времени и знал, что сейчас время коллектива, каковой факт он объяснил и своему семейству, тыча пальцем в каждого, но не мог связать его с музыкальными произведениями. Он умел играть оба марша весьма виртуозно, в обоих кларнет брал в определенных местах неимоверно высокие ноты — малость игриво для марша, но для слуха очень приятно — а затем продолжал мелодию. От страха он вспотел, ему померещились какие-то неясные выводы, горло перехватило.

А Лесник в это время сидел в одной из групп и чистил кукурузу. Там был и Председатель, который, воспользовавшись мероприятием, вновь высказывал свои опасения и искал выход из создавшегося положения.

— Эх, если б нашли у нас нефть! — продолжал свою мысль Председатель. — Прибежал бы вдруг кто-то к нам, как мы тут сидим и чистим кукурузу, и, запыхавшись, сообщил: «Люди, геологи открыли на Бугре нефть!»

Его внимательно слушали.

— Или если б в Кожукской местности нашли золото!