– Секс-наряд! – отрезала стилистка. – Все бабы должны мечтать о нем! Вам нужны: бюст, попа, бедра. И где это все? Стойте тут! Я сейчас!
Регина убежала, я осталась в туалете в полном недоумении. Кто из вас пойдет в супермаркет за хлопьями, нарядившись во все лучшее? Лично я предпочитаю делать покупки в джинсах, пуловере и кроссовках.
– Отлично, – заголосила Регина, вносясь в сортир, – повезло, что мы в супермаркете снимаем, а не в библиотеке, например. Во! Я нашла все мигом. Сейчас сделаю из вас Голливуд!
Я посмотрела на пластиковый таз, который девушка принесла с собой. В нем лежали: две небольшие подушечки, столько же плюшевых монстров, рулон широкого скотча.
– Скидывайте шмотку, – азартно велела Регина, – ща такое секси устрою! Макияжик забацаю!
Надо отдать должное девушке, работа у нее в руках кипела. Минут через пятнадцать я, покачиваясь на высоченных каблуках, медленно подошла к месту съемки. Первой меня увидела Маргарита, глаза ее чуть не выпали из орбит, она заломила руки.
– Виолочка! Красавица! Вам надо только такие наряды носить! Всегда! Не снимая!
Я растянула губы в улыбке. Замечательно, однако, я буду выглядеть в этом наряде рано утром у бака, куда выйду вывалить мусорное ведро.
– А как вам к лицу бордовая помада, – восхищалась Рита, – румяные щеки, черные брови! О-о-о! Ресницы-то какие длиннющие! Вау! Роскошно! А бюст! А попа! Закачаешься. Виолочка, где вы прятали свою красоту?
Я не нашлась, что ответить. Ну не рассказывать же правду: в качестве груди выступают плюшевые монстры, которые стилистка засунула мне в лифчик. Попа сделана из подушек. Чтобы «ягодицы» и «бюст» не отвалились, Регина щедро обмотала меня скотчем. Задница не на виду, она, на мою радость, прикрыта платьем. А вот мои отнюдь не монументальные перси выставлены на всеобщее обозрение, сверху они натуральные, снизу плюшевые. Чтобы настоящие груди не съезжали и монстры случайно не появились из-под них, Регина использовала двухсторонний скотч.
– Ну и ну, – никак не могла успокоиться Маргарита, – вам, Региночка, удалось сделать даже из Виолы красивую женщину.
Я заморгала. Вроде Рита похвалила меня, но если вдуматься в ее слова, то получается, что до того, как попасть в руки стилиста, я была страшненькой.
– Начинаем, время тикает, – заорал Гриша. – Виола идет по проходу. Становится вот здесь. Берет пачку. Открывает.
– Не хватайте любую, – перебила его Олеся, – только ту, что крестиком помечена, она со срока годности сошла. Не жалко потом ее выбросить.
– Когда говорит режиссер, остальные молчат, – рявкнул Григорий, – вынимаете пару хлопьев! Говорите текст!
– Какой? – уточнила я.
– Вам его не прислали? – удивился режиссер.
– Нет, – ответила я.
– На коробке наклеена бумажка с нужными фразами, – засуетилась Маргарита, – Виолочка, просто их прочитайте.
– Репетнем! – завопил Гриша. – Без камеры. Пошла!
Я поковыляла по проходу.
– Легко, непринужденно, – заорал постановщик, – а ты тащишься, как старая кляча с артритом во всем теле.
– Туфли неудобные, – пожаловалась я.
– Скинь их! – скомандовал дедок.
– Нельзя, – занервничала Регина, – они идут в паре с платьем. Виола, вы уж постарайтесь.
– Давайте снимать, – прогудел мужик за камерой, – все же ясно!
– Иди на точку, – велел мне режиссер. – Хлопушка. Мотор. Вперед! Ать, два!
Я, стараясь не качаться, посеменила к шкафу с упаковками.
– Бодрее! – приказал Гриша. – Дубль.
Я повторила проход и услышала:
– Задорнее.
Следующие пятнадцать минут я курсировала по одному маршруту, но Григорий постоянно был недоволен. То он кричал:
– Скорей!
То велел:
– Медленней.
А еще режиссер сыпал замечаниями:
– Улыбайся. Не горбись. Сначала идет задница, потом ноги.
Услышав последнее распоряжение, я растерялась. Может, Гриша не в курсе, но мои ноги растут из мадам Сижу. Как я могу отправить свой постамент впереди ног?
Но долго обдумывать эту задачу мне не пришлось, потому что прозвучало новое пожелание:
– Опусти подбородок, подними голову. – И это окончательно ввергло меня в недоумение.
Не понимая, каким образом можно выполнить это указание, я ринулась к высокой витрине, запуталась в хвосте платья, поняла, что сейчас упаду, и схватилась за дверцу.
Она плавно отъехала в сторону, я взмахнула руками, окончательно потеряла равновесие и рухнула прямо на полки с пачками.
– Роскошно! – завопил Гриша. – Снято! Отлично! Весело! Бодро! Со смайлом!
Я попыталась встать. Интересно, на какой части моего тела сияет улыбка? Сейчас я обращена к камере не лицом, а, так сказать, задней частью.
– Эй, верните актрисульку в вертикальное положение, – гремел Гриша. – Виола, хватай пачку!
– С красной отметкой, – подсказала Олеся.
Кто-то поставил меня на каблуки. Я стала рассматривать картонные упаковки, увидела здоровенную коробку с крестом и начала озвучивать текст:
– Бом-бом, тили-бом. Вот лучшие хлопья на свете. Вся моя семья, дети, прямо на рассвете…
– Брак по звуку, – сообщил мужик с наушниками на голове, – хруст стоит.
– Эй, ты чем шуршишь? – рассердился Гриша. – Коленями?
– Скотчем, – вздохнула я, – на нем моя красота держится.
– Не шевелись! – велел режиссер. – Начали.