Вечный юноша

Сие дело может действительно «потрясти многих». Видимо это становится «буднями XX века».

52.

Вчера я случайно вспомнил Грегори, о том, как эта встреча спасла меня от гитлеровского штрафного лагеря, а может быть, и от Бухенвальда или Аушвица.

И лежа в кровати, перед сном, перебрал в памяти семь случаев в моей жизни, когда совершенно не задумываясь, прошел я совсем рядышком мимо трагического конца собственной судьбы, прошел, миновал, и пошел дальше.

В юности я был на войне, два года. Был в строевых частях, в конной артиллерии, участвовал в боях. Тут до смерти бывает не «четыре шага», какая-то доля миллиметра. Это в строчку. Вероятно, к счастью — я служил в артиллерии, и за два года войны, я никого собственноручно не убил, не зарубил, не взял в плен, за эти два страшных года братоубийственной бойни никого не расстрелял, никого не предал, не выдал, не ударил. Я не был трусом. И поскольку я воевал, конечно, и я несу страшную ответственность за содеянное.

Не отдавая ясного отчета,
Но юности ни мало не щадя,
Мы честно бились. Ты — у пулемёта,
У жарких пушек честно бился я.

И еще, у меня не было ненависти, кроме ненависти к человеческой жестокости, к фанатизму, к человеческой кровожадности, узости, к человеческой мстительности, мне одинаково был нестерпим и ненавистен белый террор, так же как и красный. И эту ненависть к жестокости, к бесчеловечности, к тупой нетерпимости и ограниченной «прямолинейной принципиальности», я пронес через всю мою жизнь. А наивысшим даром, которым может обладать человек, самым прекрасным даром, что по существу и делает человека человеком, считал доброту. Мягкое, чуткое, доброе, отзывчивое человеческое сердце. В общем, единственные маяк и компас, которые бы могли человеческую жизнь сделать подлинно человеческой. Но как? — но ведь и другие, что ни на есть самые «действенные», «мудрые», «принципиальные» и тому подобные способы, пока что сделали не больше — из lupusa пока что не сделали человека — не зверя. Конечно, маниловщина ничего общего с добротой не имеет.

53.

(Газетная вырезка: Роман Белоусов «Ключ к хижине дяди Тома» — Н.Ч.).

«Хижина дяди Тома» наряду с Тургеневской «Муму» произвела на меня в детстве потрясающее впечатление. Оба эти произведения питали мою непримиримую ненависть к человеческой жестокости по отношению к человеку (слабому и беззащитному) и к животным (тем более беззащитным), ибо жестокость и бесчеловечность не может быть оправдана ничем, ни в какой борьбе, никакое «во имя», во имя чего бы то ни было не может сделать их «справедливыми и гуманными», хотя фанатики борьбы и ненависти «во имя…» всячески пытаются изобразить их «некой подлинной гуманностью». Вздор и ахинея!

54.

(Газетные вырезки «Пекинский дневник» В. Федорова и другие материалы о культурной революции в Китае, где есть комментарии Ю.С. Подчеркнута фраза: «Это создает невыносимую атмосферу страха» и приписка Ю.С.: «1937!» — Н.Ч.).

55.

27/ II

Болею. По радио «Осенняя песня» Чайковского, исполняет Лев Оборин. Очень хорошо. А за окном мерзейший день. Туманная изморось, грязный тающий снег, темное грязное серое небо. В пятом часу утра проснулся от удушья, от мерзкого состояния. В десять часов прибежала Зоя — с задачей по геометрии. Я выпил пол стакана молока — и почувствовал себя очень плохо. Лег. Часа через два отлежался. Разжег печь. Пошел в магазин за мясом. Сделал обед. Но чувствую себя плохо. Все делаю усилием воли.

Написал письмо Т.Сиротину, в паспортное бюро М.В.Д., отослал анкету, насчет приезда Раи. Ее приезд намечается на август-сентябрь. Нужно прожить полгода. А вот я уже полгода болею и врачи не позволяют мне работать. Улучшения — не чувствую. Начало конца? Одиночество страшное. Тревога. И свой собственный суд, нелицеприятный, над собственным пройденным путем.

Среди разбросанных воспоминаний

К дням неоправданным опять иду.

Сознание непоправимости. И никого вокруг.

Как ничтожно мало сделано. Как бессмысленно, лениво размотана жизнь.

56.

«Международное обозрение», В.Маевский (о публикации в газете «Уорлд джорнэл трибюн» Дж. Олсона о советско-английских переговорах по вьетнамскому вопросу, иностранный журналист по мнению В.Маевского пытается неуклюже «подпустить каплю яда в советско-французские отношения» — Н.Ч.)

Подобный метод информирования населения, все-таки, неизменен, вызывает раздражение.

Можно спросить тов. Маевского: для кого он это пишет? Если для Олсона в порядке полемики с ним, то это можно сделать в частном письме.

А если в порядке публичной информации, тогда он должен помнить, что обыкновенные смертные, читающие его статью, не имеют возможности купить в соседнем киоске «Уолрд джорнэл трибюн» и ознакомиться со статьей Олсона, и хорошо бы, если бы тов. Маевский писал менее загадочно:

«Неуклюжие попытки пуститься в фантастические домыслы по поводу недавних советско-английских переговоров».

57.