Вечный капитан

Ночью в степи не так страшно, как в лесу или городе. Сказывается открытое пространство. К тому же, нас много, а в толпе человек становится смелее. Да и до недавнего времени, пока не зашла луна, было светло, как днем. Приближается полнолуние, и сейчас на небе ни тучки. Луна была необычно велика и красноватого цвета. Перед выходом из Киммерика скифский ведун — дряхлый сгорбленный дед, туговатый на оба уха — перемешал в кожаном мешке свои палочки, высыпал их на коврик, потом разложил в ряд и изрек, что луна предупреждает, что утром прольется кровь. Я бы такое предсказал и без помощи палочек. Кто победит — ведун не уточнил. Умный и сам догадается, а дуракам объяснять ни к чему.

Я в компании Авасия и Гнура сижу у костра на дне неглубокой балки, возле ручейка, который почти беззвучно бежит куда-то в темноту. К нам подходит Скилур с бурдюком и наполняет чаши разбавленным красным вином из моих запасов. Отойдя в темноту, прикладывается и сам к бурдюку, хотя мог бы налить в чашу. Я вспомнил, как в будущем предпочитал пить воду прямо из чайника, из носика, чем вгонял жену в тоску. Она так и не смогла отучить меня от этой благородной привычки.

Балка заполнена другими скифскими воинами, тяжелыми кавалеристами и пехотинцами, которые, сидя или лежа, тихо переговариваются. Иногда слышен смех. Наши стреноженные кони пасутся наверху. Если подняться туда, то километрах в трех северо-восточнее увидишь немногочисленные костры в боспорском лагере. Наверняка часовые слышали звуки в степи, потому что большое войско, как ни старайся, бесшумно не перемещается, но тревогу не подняли. Наверное, подумали, что шумит небольшой скифский отряд, нагоняет страх. Похожие звуки боспорские часовые должны были слышать и на юго-востоке и северо-западе. Оттуда будет нападать скифская легкая конница, разделенная на две части.

— Для эллина ты слишком хорошо знаешь нравы и обычаи кочевников, — заводит Авасий разговор на тему, которая интересует многих скифов. — Откуда?

Да, уже одно то, что я умею сидеть на пятках, не говоря уже о стрельбе из лука на скаку, указывает на мое хорошее знание кочевой жизни. И я сочиняю для них легенду, мешая правду с вымыслом.

— Мой народ постоянно воюет с кочевниками, которые называют себя монголами. Они живут восточнее ваших братьев саков, в двух месяцах пути от них. Время от времени мы заключаем с монголами мирные договора и обмениваемся заложниками, сыновьями вождей. Так я оказался у кочевников и прожил там несколько лет, научившись их нравам и обычаям. Потом монголам надоел мир, и я вернулся домой, чтобы сразу отправиться на войну с ними. После войны поплыл посмотреть мир. Узнав о походе македонского царя Александра, присоединился к его армии, дослужился до командира илы — отряда из двух сотен конников, — рассказал я.

— Я так и подумал, что ты жил среди кочевников! — радостно произнес Авасий. — В городе не научишься так хорошо ездить на коне и стрелять из лука.

Я не стал разубеждать его. Если им нравится считать меня своим, если им так легче переносить мое превосходство, пусть так и будет.

— Не хочешь вернуться к кочевой жизни? — поинтересовался Гнур.

— Нет, — честно признался я. — Измена обычаям своего народа всегда заканчивается плохо.

В последнее время все больше скифов оседает в городах. Если бедным это прощается (кого интересует судьба голытьбы?!), то знатным надо быть предельно осторожными. Можно съездить в Ольвию на несколько дней и оттянуться по полной программе, но, если начнешь задерживаться там надолго и одеваться на греческий манер, рискуешь нарваться на большие неприятности. Несколько скифских вождей поплатились головами за чрезмерное увлечение греческим образом жизни.

— Так оно и есть! — грозно произносит Гнур и смотрит на Авасия.

У Авасия большой дом в Ольвии с — о, ужас! — баней. У скифов не принято мыться и стирать одежду. Для этого существуют дожди. Авасия, наверное, давно бы обезглавили за такое пренебрежение обычаями своего народа, если бы не проявил себя в войне с македонцами. Две поражения от меня нивелировали его бывшие достижения, но захват Киммерика опять дал возможность пожить в Ольвии. Если разобьем боспорцев, Авасий сможет года два безнаказанно мыться в своей бане.

— Светает, — громко, чтобы услышали и мы, произносит кто-то из воинов, неразличимый в темноте.

Небо, действительно, начало сереть. Точнее, звезды на нем не так ярки, как были всего нескольок минут назад.

— Поехали? — одновременно спрашивая и приказывая, произношу я, встаю и потягиваюсь, разгоняя ломоту в теле, отвыкшем сидеть на пятках.