Вечный хранитель

Откуда у него появился такой дар, графу и самому не было известно. Мало того, нередко Сен-Жермен даже не знал, как им пользоваться. Из-за чего случались не только мелкие неприятности, но и катастрофы. Может, потому, что он хоть и ощущал во время опытов присутствие элементалиев, но законы природы, по которым они существуют, ему не были известны. По этой причине в лаборатории графа-алхимика часто получалось совсем не то, что он хотел.

Сен-Жермен думал о том, что все пути ведут в Рим. То бишь к скрытному и хитрому Остерману. Люди графа обшарили все места, где могла находиться Десница Господняя, — дома Долгоруковых в Петербурге и Москве, усадьбы в имениях, и даже Раненбургскую крепость, где жил ссыльный князь с семьей, но артефакт как в воду канул. О нем не ведали ни дети покойного князя Сергея Долгорукова (а их было девятеро — пять сыновей и четыре дочки), ни слуги, ни близкие к семье опального дипломата княгини Гагарина и Хованская, ни княжеский конюх Гачнев, завербованный канцелярией тайных розыскных дел для надзора за князем Сергеем.

Оставался лишь любезный Андрей Иванович. Сен-Жермен точно знал, что он присутствовал при обыске в доме Долгорукова; мало того, Остерман настаивал на своем присутствии. Понятно, что дом обыскивали доверенные люди тогда еще первого кабинет-министра. Поэтому Сен-Жермен на полном основании мог не доверять описи имущества князя, составленной во время следственных действий.

Граф понимал, что Остерман возжелал поприсутствовать при обыске не из-за того, что ему хотелось присвоить какие-то ценности опального дипломата. Отнюдь. На это честный до мозга костей Андрей Иванович был неспособен. По-видимому, его интересовали бумаги князя Сергея.

Но когда ему попалась на глаза Десница Господняя, он не удержался и взял ее себе. Тем более, что в глазах человека несведущего она не представляла собой никакой ценности, разве что в эстетическом плане, — просто симпатичная бронзовая безделушка в виде статуэтки, изображающей кисть мужской руки с поднятыми вверх двумя пальцами. Возможно, Остерман употреблял ее для колки орехов, потому что вещица была довольно тяжелой.

Подумав об этом, Сен-Жермен невольно вздрогнул, перекрестился и гневно подумал: «Какое кощунство!» Но тут же успокоился, здраво рассудив, что в данном случае пункт римского права, гласящий: «Незнание закона не освобождает от вины», не применим.

Если Десница Господняя и впрямь у Остермана (это почти факт! — уверял себя граф), то добыть ее у генерал-адмирала будет очень трудно. Во-первых, дом Андрея Ивановича хорошо охраняется, поэтому тайно забраться в него и умыкнуть артефакт не представлялось возможным. Во-вторых, если Десница находится в кабинете Остермана, то похитить ее и вовсе архисложная задача, так как генерал-адмирал обычно засиживался за бумагами допоздна и, чтобы не беспокоить супругу, укладывался спать на просторном диване, стоящем неподалеку от письменного стола.

А в-третьих — и это самое главное — вдруг Остерману станет известно — пусть и не в деталях, ЧТО собой представляет невинная, на первый взгляд, статуэтка (правда, хорошей работы старинных мастеров)? Тогда из его рук никогда ее не выцарапаешь. Даже за большие деньги. Значит, генералу-адмиралу нужно предложить не золото, а что-то другое, более ценное. А что может быть ценнее жизни?

Сен-Жермену уже донесли, что Елизавета Петровна ненавидит Остермана. И в случае ее восшествия на престол хитрого царедворца ждет или плаха, или (в лучшем случае) лишение всех чинов и наград и ссылка. Поэтому граф все больше и больше утверждался во мнении, что путь к Деснице Господней (если она и впрямь находится у Остермана) лежит через дворцовый переворот, в подготовке которого с некоторых пор он стал принимать весьма активное участие.

Глава 19

Народ остался праздновать — по случаю оглашения завещания и вступления в права новой Хранительницы (король умер, да здравствует король!). Мужики зарезали годовалого бычка и зажарили его тушу на вертеле, предварительно исполнив обряд жертвоприношения (бросили в костер сердце, печень и почки животного и выпили примерно литр бычьей крови, смешав ее с вином), а уставшего от впечатлений Глеба проводил к дому бабы Глаши седой как лунь старичок-боровичок, потому что сам он из леса вряд ли выбрался бы.

Уходя, Глеб спиной ощутил сверлящий взгляд Виктора, который стоял у края поляны — там, где начиналась тропа. Глебу почему-то стало так противно, что он не выдержал, и, когда этот мерзкий интриган и убийца скрылся из виду за темной стеной древесных стволов, Тихомиров-младший обернулся и с вызовом изобразил интернациональный жест — показал в темноту большой палец.