Вечный шах

Да я бы с удовольствием скатилась на голые тройки и пошла учиться в ПТУ, лишь бы только испытать настоящую первую любовь, то возвышенное чувство, о котором снимают фильмы, поют песни и пишут книги.

Вместо этого я получила золотую медаль и толстую стопку грамот.

Дома это приняли как должное, во всяком случае, к медали отнеслись гораздо спокойнее, чем к тому, что я не почистила картошку на обед. Смешно, что в глазах родителей картошка в плане предсказания моего будущего оказалась гораздо значительнее и прогностически вернее золотой медали, и скандальчик вышел знатный. Несколько дней меня стыдили и предрекали мне жалкое существование безалаберной лентяйки и конченой эгоистки.

В защиту предков хочу сказать, что тогда было так принято. Девочка должна помогать маме, это базис, остальное — надстройка. У нас в классе училась Люся Варнава, талантливая скрипачка. Не знаю, насколько велико было ее дарование в глазах специалистов, но мне нравилось, как она играет на школьных концертах, притом что я вообще не очень уважаю классическую музыку.

Мастерство даром не дается, бедной Люсе приходилось каждый день несколько часов посвящать музыкальным упражнениям, но если вы думаете, что учителя и наши родители ставили нам ее в пример, то вы сильно ошибаетесь. В первую очередь Люся была белоручка, которая «трусов себе не постирает», а одаренной и трудолюбивой скрипачкой далеко потом. Ее родителей дружно осуждали за то, что они балуют и портят свою дочь и растят ее неприспособленной к жизни. «Девочке придется трудно» — был общий вердикт мамаш, скрепленный ритуальным покачиванием голов и поджатием губ.

Действительно, Люськины родители были довольно странные персонажи. Мама работала фельдшером на скорой, а папа трудился терапевтом в городской больнице, и дома у них всегда бывало подозрительно весело.

Когда мы готовились к тому эпохальному сбору макулатуры, который принес мне, можно сказать, международное признание, в школу зашла Люсина мама и попросила освободить ее дочь от трудовой повинности, потому что ей надо беречь руки. Я нашла этот аргумент вполне резонным и разрешила Люське вообще не приходить, а если ей хочется быть с отрядом, то можно поставить ее учетчицей. На мой взгляд, проблема не стоила выеденного яйца, но нет. Прибежала Елена Ивановна, наш завуч по воспитательной работе, и, потрясая толстым пальцем с заусенцами (видно, тоже надеялась привлечь одухотворенного мужчину), объяснила, что перед макулатурой все равны, настоящий пионер не имеет права отлынивать от общественно-полезного труда, а председатель совета дружины, который покрывает такого пионера, просто преступник.

Тут, кстати, судьба моя сделала забавный финт. Как я уже говорила, в жизни меня по-настоящему волновало только замужество, а к учебе и общественной работе я относилась с прохладцей и не сильно боялась, что мою карьеру собьют на взлете, поэтому дала Елене Ивановне отпор. В демагогии я тоже была далеко не дура и заявила, что Люська играет на скрипке не для себя, а для всего советского народа и для достижения этой благой цели тратит достаточно времени и сил. И вообще принцип коммунизма — от каждого по способностям, вот и надо Люськины способности холить и беречь, а не равнять всех под одну гребенку. Озадаченная Елена Ивановна потащила меня на педсовет, где я продолжала развивать сей тезис. Это оказался хороший жизненный урок, я поняла, что иногда наглость реально помогает — люди думают, что, раз ты полез в драку один против всех, значит, за кустами у тебя притаилась конница или другие силы, которые лучше не злить. Мои доводы признали, Люське разрешили больше никогда не ходить на всякие тяжелые работы, и странным образом после того педсовета я не получила больше ни одной четверки, хотя далеко не всегда знала на пять. А самое главное, что Люськин папа через много лет вспомнил, как я защищала его дочку, и пропихнул меня на руководящую должность.

А ведь если бы я мечтала о карьере, то не осмелилась бы возражать Елене Ивановне, наоборот, в стремлении выслужиться заставила бы Люсю таскать самые тяжелые тюки, папа Варнава затаил бы злобу, и трубить бы мне ординатором до самой пенсии.

Вот почему верны пословицы «бойся своих желаний» и «мечта сбудется, когда забудется».

Когда сильно чего-то хочешь, сконцентрирован на своей цели, то ты не видишь ничего вокруг. Ты будто идешь, глядя в подзорную трубу, не зная, что у тебя прямо под ногами.

Чем сильнее чего-то хочешь, тем больше прогибаешь, подтягиваешь реальность под себя, но факты, которые ты игнорируешь, не исчезают, а, наоборот, крепчают и только и ждут, чтобы на тебя наброситься из укрытия, которое ты сама любезно им создаешь.