Вечный шах

Анатолий Иванович нахмурился и аккуратно поставил готовую к работе ручку в чернильный прибор.

— Меня это тоже поначалу беспокоило, Ирина Андреевна. Больше того, проецируя ситуацию на себя, я недоумевал, ибо был твердо уверен, что на месте подсудимого молчал бы в тряпочку, и в таком случае дело никогда не дошло бы до суда.

— Вот именно.

— А потом я вспомнил, что для того, чтобы оказаться на месте Кольцова, нужно убить двенадцать девушек и глумиться над их телами. Поскольку я никогда не делал подобного и не чувствовал к этому склонности, то предположил, что мы с подсудимым все-таки разные люди и мыслим совершенно по-разному. Во-первых, хоть судебно-психиатрическая экспертиза признала его вменяемым, психически здоровым человеком его тоже не назовешь. Согласитесь, если человеку приходят в голову идеи убивать для собственного удовольствия, значит, у него в голове сбиты какие-то важнейшие настройки и в целом он мыслит иначе, чем мы с вами. Я не специалист в области душеведения, но рискну предположить, что в глубине души Кольцов тяготился собою, страдал от своей мании, желал помощи, и наш уважаемый психиатр нашел к нему подход. Возможно, достучался до каких-то остатков совести или зашел с чисто практической стороны. Сказал, что раз милиция в тебя вцепилась, то не отвяжется и доказательства найдет, в этом будь спокоен. Так что лучше пиши явку с повинной, это твой единственный шанс сохранить себе жизнь. Кроме того, мог пообещать, что судебно-психиатрическая экспертиза признает его невменяемым.

Ирина кивнула. Но спросила:

— Но, с другой стороны, Анатолий Иванович, почему он тогда все тела не выдал?

— А на всякий случай. Вероятно, надеялся, что я вынесу приговор по всем эпизодам, и тогда он сможет столько лет апелляции писать, сколько люди не живут, но вы, Ирина Андреевна, знаете мой принцип: что доказано, то доказано, а что не доказано — извините. Зачем я буду включать сомнительные эпизоды, когда он и так себе на три вышака наговорил? Безусловно, жаль родных, которые не получили официального подтверждения, что убийца наказан, но вы не хуже меня знаете, как дорого обходится в нашем деле жалость.

— Это правда, — вздохнула Ирина, — тем более что сейчас он наконец начнет признаваться, где спрятал тела, чтобы отсрочить исполнение приговора.

— Увы, Ирина Андреевна, многострадальному советскому народу еще минимум пару лет придется обеспечивать его баландой. Также я не исключаю, что Кольцов сознался далеко не во всех своих преступлениях. Сейчас посидит, заскучает и начнет каяться, ибо каждый новый труп — это допросы, выезды, следственные эксперименты, а в перспективе и новый суд, то есть интересная и насыщенная жизнь, пусть и в камере смертников.

— Вы думаете, за ним еще что-то есть?

— Совершенно не исключаю такой возможности.

— Господи, а на вид совсем обычный человек, на таком в толпе взгляд не задержится…

— А вы кого хотели видеть на скамье подсудимых? — засмеялся Дубов. — Черта с рогами и копытами?

— Нет, конечно, но все равно странно, что такие чудовищные преступления совершаются самыми обычными людьми.

Дубов погладил свою сияющую лысину и легонько кашлянул:

— Ирина Андреевна, а зло никогда не больше человека. Нам хочется, чтобы это было не так, недаром художественная литература и изобразительное искусство создали огромное количество образов чертей, демонов и прочих чудовищ, в которых человечество пытается переселить имманентно присущее ему зло. Но, к большому сожалению, как бы мы ни старались себя обмануть, зло внутри нас и нигде больше.

Ирина со вздохом развела руками, а Дубов вежливо поднялся из-за стола, чтобы проводить ее до двери кабинета. Прощаясь, он повторил, что «дорогая Ирина Андреевна» всегда может к нему обратиться за советом и вообще по любому вопросу, а особенно он будет рад, если у нее появятся какие-нибудь соображения по делу Кольцова, пусть даже она укажет на его ошибку. Ибо ошибки, наставительно заметил Анатолий Иванович, надо исправлять, а если это невозможно, то хотя бы использовать негативный опыт в дальнейшей работе.

Не успела Ирина вернуться к себе, как ее вызвал Павел Михайлович и, сияя от радости, сообщил, что поручает ей прекрасное дело, которое не только легко в рассмотрении, но и поможет ей засветиться в высших сферах.

— Да, да, знаю, что вы никогда не руководствовались конъюнктурными соображениями, — поспешно добавил председатель, — но жизнь есть жизнь, и если есть возможность продемонстрировать свой профессионализм под пристальным взором власть имущих, то надо это сделать, не стесняясь.

Ирина поморщилась, примерно представляя себе, о чем пойдет речь.

— Дело совершенно ясное, при этом от вас никто не ждет процессуальной эквилибристики.

— Н-да?

— Ирочка, у нас ведь гласность на дворе, а в головах — новое мышление, — засмеялся председатель, — подтасовывать факты и закон под нужный тебе приговор уже не получается.

Ирина пожала плечами.