Вечный шах

Ирина вздрогнула. Она ненавидела эту форму обращения, когда уменьшительно-ласкательное имя сочетается с отчеством. Гадость просто, лучше бы журналистка вилкой по тарелке скребла, и то приятнее! Но мода, увы, приживается, пока только у женщин, но скоро и мужики, не дай бог, начнут друг друга называть Толечка Иванович, Павлушенька Михайлович, Борюсик Витальевич… Фу, противно!

— Мой замысел в том, чтобы через призму процесса над Смульским показать новое мышление в действии, что это не просто очередные лозунги, а действительно началась коренная перестройка нашего общества, — воскликнула Багирова с воодушевлением, которое вполне можно было бы принять за искреннее, — даже название уже придумала: «Перестройка начинается с себя»!

— Отличное название.

— У такого человека, как Борис Витальевич, был миллион возможностей избежать уголовного преследования, ведь не секрет, что до сих пор для того, чтобы следственным органам побеспокоить номенклатуру, требуется санкция руководства и парторганизации. Смульский мог бы воспользоваться этой феодальной привилегией, но поступил как честный человек. Вы не находите, что такая позиция заслуживает уважения?

— Ну конечно!

— Искренний, благородный человек, даже ради собственного спасения не захотел прибегнуть к тому, с чем боролся! — Евгения экзальтированно всплеснула руками. — Не так уж много знает история примеров подобной стойкости.

Ирина кивнула.

— Вот этому я и хочу посвятить свою статью. Самое главное для успеха перестройки — это понимать, что правила и законы одни для всех, а не для всех, кроме тебя.

— Совершенно верно.

— И вот такой яркий пример. Жаль, конечно, что пострадала девушка…

— Ну как пострадала, — усмехнулась Ирина, — раз уж мы перестраиваемся и называем вещи своими именами, давайте так и скажем, что Смульский ее убил.

— Вот-вот. Лучше бы, конечно, он стал участником ДТП или мужской драки…

— Тут я вам ничем не могу помочь, — снова перебила Ирина.

Багирова горестно покачала головой:

— Да я понимаю. А жаль, история заиграла бы тогда новыми красками.

— Уверена, вы и так сумеете очень выгодно ее подать.

— На том стоим, Ириночка Андреевна. Но момент скользкий, все же любит у нас общество видеть в юных девушках невинных жертв. — Порывшись в сумочке, Багирова достала красно-белую пачку «мальборо» и пластиковую зажигалку с веселым рисунком. — Прошу вас.

— Здесь нельзя курить, — отрезала Ирина.

— Как угодно, — журналистка поджала губы, но сигареты убрала, — я говорю, что девочки в нашем понимании все ангелы небесные, страдают от рук грубых мужиков, но если бы вы знали, сколько этот ангел выпил крови из Леночки!

— Из кого? — не поняла Ирина.

— Из жены Бориса. Виктория же ее терроризировала! Тут от просто назойливого человека устаешь, не знаешь, как избавиться, а когда тебе каждый день названивают с угрозами и оскорблениями, это со стороны кажется ерундой, а в самом деле изматывает страшно!

Ирина подалась вперед. Неужели сейчас она получит первое мало-мальски объективное подтверждение, что Смульская все же не лгала?

— Она вам что, жаловалась? Вы знакомы?

— Да, мы хорошие приятельницы, и что такого?

— Ничего, все в порядке. Так она делилась с вами?

— Ах, если бы я только знала, что вытворяет эта негодяйка, уж я бы приняла меры, будьте спокойны! Простите, простите, я понимаю, что о мертвых либо хорошо, либо ничего, но как подумаешь, чего пришлось натерпеться Леночке! А я вижу, ходит как в воду опущенная, сама на себя не похожа, но думаю, мало ли…

— То есть вы узнали о проблемах вашей подруги только постфактум?

— К сожалению, да.

Ирина вздохнула, понимая, что вытянула пустышку, но на всякий случай уточнила:

— То есть до этого инцидента она ничего вам не рассказывала?

— Нет, но это надо знать Леночку! Само благородство! Никогда не обременяет близких своими проблемами, а в последнее время их навалилось на нее ого-го сколько! Ириночка Андреевна, я вас прошу… Знаю, Фемида слепа, но ради женской солидарности один глазик чуть-чуть, может, приоткроет?

Ирина молча развела руками. Интересно, действительно ли Багирова готовит духоподъемный очерк «Перестройка начинается с себя» или это только предлог втереться в доверие и уломать судью на оправдательный приговор. Впрочем, какая разница…

— Вы должны понять, — стрекотала Багирова, — что это была в сущности самозащита.

— В сущности да.

— Ну так и надо оправдать. Человек имеет право защищать свои границы, верно же?

— С определенными оговорками.

Багирова молитвенно сложила ладони:

— Поймите, я не за Борю даже переживаю, хотя он очень хороший человек и не заслуживает нескольких лет тюрьмы из-за секунды утраченного самообладания, на что его методично провоцировала эта девка!

— Подождите секундочку, — попросила Ирина, и журналистка послушно замолкла. — Давайте уточним последний раз: когда вам стало известно о выходках, как вы ее называете, этой девки? До или после убийства?

— Ну уж убийства… Я бы не стала так называть.

— До или после?