Вечный шах

Дубов выскочил из кабинета, чтобы через секунду вернуться с пачкой вафель «Снежок». Ирина в принципе терпеть не могла их пронзительно-кислую белую начинку, но сейчас они пришлись очень кстати.

Все трое расслабились, как всегда бывает после мозгового штурма, когда ответ найден, а решение принято, жадно ели вафли и болтали о разной ерунде.

Вдруг в дверь постучали, и на пороге возник долговязый рыжий парень в вытертых добела джинсах и футболке с олимпийскими кольцами. Руки его были покрыты густой золотистой шерстью.

– Здрасте, – сказал парень, – моя фамилия Червоненко.

Ирина вдруг вспомнила, что червонный значит золотой, таким образом, фамилия подходит парню как нельзя лучше. Только после этого сообразила, что так зовут доктора – уклониста от дачи показаний. В принципе можно отпускать его на все четыре стороны, раз она возвращает дело на доследование, но Ирина еще не забыла утреннюю хамскую телефонограмму и возмутилась, что парень своим вторжением помешал ей доесть ее законную вафлю, поэтому завредничала и сказала, что доктор явился рановато, заседание начнется только в три.

– А я вас хотел спросить, – протянул парень, переминаясь с ноги на ногу, – вы же судья?

– Верно.

– Так я хотел уточнить, мне обязательно надо правду говорить?

– Естественно.

– Прямо всю-всю?

– Само собой.

– А можно сказать как бы правду, но не целиком? Не полностью?

Ирина засмеялась:

– А больного вы тоже осматриваете не полностью? Ногу только?

Доктор кивнул с преувеличенной серьезностью:

– Конечно. Я же травматолог. Нет, правда, товарищ судья, можно сказать все как было, но кое-что не сказать? Такое неважное совсем? Даже, можно считать, не относящееся к делу?

– Нет, нельзя.

Парень скривился:

– Так я и знал. Специально ведь операцию назначил на сегодня, чтобы алиби себе создать, но не прокатило.

– От правосудия не убежишь, имейте это в виду на будущее, молодой человек, – важно заметил Дубов.

– Да я уж понял, – Червоненко горестно вздохнул.

Ирине стало его жалко:

– А в чем затруднение, молодой человек? Вы сами, скажем осторожно, где-то были не правы в ту ночь и не хотите свидетельствовать против себя?

– Да нет! Если бы… Просто получается, что я или совру, или обещание нарушу. И так и так вилы. Но с другой стороны, эта деталь вообще никакой роли не играет.

– Здесь суд решает, что играет, а что нет, – сказал Дубов, поднимаясь со стула, – а вы должны выполнить свой гражданский долг, даже если это выйдет вам во вред.

– Так если бы только мне… – Червоненко горестно покачал головой, – а можно вообще ничего не говорить?

– Можно, – согласился Анатолий Иванович, – если вы не против сесть в тюрьму за отказ от дачи показаний, то пожалуйста.

– Да? Ну я тогда скажу как надо.

– Как надо, молодой человек, вы будете говорить на комсомольских собраниях, – включилась Гортензия Андреевна, – а в суде обязаны рассказать как было.

– Ну ладно… Понимаете, просто Смульский приехал не один.

– А с кем? С женой? – Гортензия Андреевна хищно подалась вперед, так что Ирина не успела предупредить ее о нецелесообразности кулуарных бесед с важным свидетелем.

– С какой женой! С одним очень известным человеком, – Червоненко переступил с ноги на ногу, – прямо очень известным.

– С кем? – В голосе Гортензии Андреевны послышался металл, так что доктор, может быть, и не хотел признаваться, но рефлексы взяли свое, и он, как ученик у доски, отчеканил:

– С Дмитрием Зубковым.

– С тем самым?

– Вот именно. Я сам офигел, когда увидел. Смульский тоже, конечно, личность известная, задолбал нас своими бредовыми реформами, но Зубков вообще небожитель. Понимаете, он делал вечернюю пробежку, увидел, как человек пытается привести в чувство девушку, и пришел ему на помощь. Толково вообще действовал, и знаете, такой человек оказался, – доктор улыбнулся, – просто удивительно. Переложить помог, каталку подвез, в общем, даже среди простых людей редко встретишь такую сознательность, а тут прямо вообще! Я прямо его зауважал! Ну а когда стало ясно, что все, бесполезняк…

– Что вы имеете в виду? – строго переспросила Гортензия Андреевна.

– Реанимационные мероприятия неэффективны, короче. Смульский совсем расклеился, но Зубков его не бросил, поддержал. Ну а потом попросил нас с медсестрой, если можно, сделать так, чтобы его как будто не было. В принципе ведь это не имеет никакого значения?

– Да как вам сказать, – хмыкнул Дубов.

– Он сказал, что скоро загранкомандировка, в которую могут не выпустить, если он выступает свидетелем в уголовном деле, да и вообще аппаратчику его ранга лучше держаться подальше от таких сомнительных историй.

– Какое чистоплюйство!