Вечный слушатель

Я долго шел по гибельной дороге,

Проклятья множа твоему ярму.

Я опыту вверялся и уму,

Считал, что знаю, сколь уловки многи

Коварные твои, - и вот, в итоге,

Служу теперь тебе лишь одному.

Тебе мое приютом сердце было,

Где ты незримо коротал года,

До времени твоя дремала сила

И для меня открылся ты, когда

С особою тоскою наступило

Чередованье скорби и стыда.

***

Владычица, подайте мне устав,

Чтоб за любовь я пребывал в ответе:

Поскольку вас одну люблю на свете

Я выполню его, не возроптав.

Лишь видеть вас не отнимайте прав

А все иное будет пусть в запрете,

О данном не посетую обете,

Не оскорблю ваш несравненный нрав.

Когда для вас такие просьбы тяжки

Тогда подайте, рассудивши здраво,

Тому, чтоб умер я, устав любой.

Но коль и этой не найду поблажки

То буду жить и доле без устава,

Одною счастлив горькою судьбой.

***

Вознесшеюся зрю любовь мою,

Меня мое несовершенство гложет

И страсть мою безжалостно ничтожит,

И я позор великий познаю.

Ее столь ниже я в миру стою,

Что мысль о ней во мне лишь муку множит,

И лучший выход для меня, быть может,

Скорее отойти в небытию.

Ее достоинствам предела нет,

От них все горше мне и все больней,

Душевного не укротить раздора.

Пусть оттого покину белый свет,

Но не могу не помышлять о ней:

Un bel morir tutta la vita onora.

ДВА ФАВНА

Игривым песням вторя наугад,

Поведанным средь горного простора

Сильванами, влюбленными в дриад,

Слова такие запишу: коль скоро

Пьянит любовь божков, лесных повес

То пастухам подавно нет позора.

О дон Антонио, кто от небес

Воспринял все, что людям дарят ныне

Светлейший Феб и доблестный Арес,

Мой грубый дар - смирением гордыни

Я искуплю, стихам препоруча

Возвысить следствие под стать причине.

Чудесней вас не сыщется врача

Для слабости моей; вы - неизменный

Податель струй Кастальского ключа,

Услышьте же, как славные камены

Хвалу возносят Вам, испортив мне

Достигнуть славы случай несравненный.

Сам Аполлон поет Вас! Я вдвойне

Стыжусь теперь несовершенства дара;

Кто с олимпийцем стал бы наравне?

Не завистью ли он снедаем яро,

Возненавидя музыкальный строй

Свирели, что запела, как кифара?

Но возвещу; пока ночной порой

Печалью Прокна все еще объята,

Скорбя над обесчещенной сестрой,

И Галатея распускает злато

Своих волос, и Титир в должный час

В тени опочивает, как когда-то,

Пока цветы в полях ласкают глаз

(Будь по-другому - осудите строго)

И Доуро, и Ганг запомнят Вас.

Итак, решусь: пусть речь моя убога,

Пока о Вас вещает Аполлон,

Да не прервется и моя эклога.

Там, где Парнас высоко устремлен,

Источник бьет, укрыт лесною тенью,

Кристальной влагой орошая склон.

Течет вода, с медлительною ленью

На почвы, беззаботным ручейком

Скользя по белоснежному каменью,

Струясь во благолепии таком,

Что птицы распевают звонче, слаще,

Поскольку их восторг неизреком.

Так ясен тот ручей в парнасской чаще,

Что камешки прелестные на дно

Сочтет любой, сквозь гладь воды смотрящий.

Ни пастухи не бродят в той стране,

Ни их стада, - и тишина дубравы

Незыблема на горной вышине.

Там все растенья жизнедатны, здравы,

Лишь в середине тех лесов нет-нет

Встречаются злокозненные травы.

Лиловыми лилеями одет

Там каждый луг, - там роза благонравно

Лилеи белой повторяет цвет.

И мирты свод листвы смыкают плавно,

Хрусталь Венеры - чистая вода

Таится там от взоров дерзких фавна.

Там майоран и мяту без труда

Найти возможно, ибо неизвестны

Ни беспощадный зной, ни холода.

Река туда свершает путь чудесный,

И надо всей безлюдною страной

Сверкает зеленью шатер древесный.

Прекрасной нимфе забрести одной

Туда пришлось однажды ненароком

И в чаще переждать полдневный зной.

Пресытившись жестоким солнцепеком,

На травную постель легла она

И любовалась ласковым потоком.

Ее пленили сень и тишина,

И внятный в кронах колыбельный шорох,

Способствующий приближенью сна,

И птичий гомон радостный в просторах;

Так нежно клонит сей чудесный хор

К часам раздумий, плавных и нескорых.

И нимфа, чтоб обрадовать сестер,

Пустилась в предвечерии нежарком,

По чащам и лугам окрестных гор.

И возвестила, возвратясь, товаркам

О радости в неведанном краю,

Что ей была божественным подарком.

И просьбу им поведала свою:

Когда для них не слишком трудно это,

То вместе с ней направиться к ручью.

Чуть блеск явился пастуха Адмета,

И всех влюбленных горький час настиг

Безжалостным пришествием рассвета

Уже спешили нимфы напрямик

К тому ручью, и в утренней прохладе

Легко летел их звонкий переклик.

Одна из нимф бесчисленные пряди

Пустила биться по ветру вразброс,

Оставя их в божественном разладе;

Другая же, напротив, от волос

Освободила плечи дерзновенно,

Пленяя взоры тяжестию кос.

Эфира там была, и Динамена,

Зрил Феб нагими этих двух подруг,

В воде речной стоящих по колена.

И Ниса, и Серинга, что из рук

Тегейца Пана вырвались; Элиза

С Амантою, при каждой - верный лук;

И Далиана с ними, и Белиза,

Две тежуанки, коим красотой

Подобных нет в пределах парадиза.

И вот на склон горы необжитой

Взошли они: вот так на свод небесный

Грядет кортеж созвездий золотой.

Но два божка на круче густолесной,

Лишь двух из них завидя вдалеке,

Прониклись к оным страстию чудесной.

С тех пор долинам, кручам и реке,

Простым деревьям и кустам, стеная,

Они твердили о своей тоске.

Сколь многажды была струя речная