На сцену вывел дон Мигел царя,
Который дочь упрятал в медный терем!"
ПО ПОВОДУ НЕКОТОРОГО СОНЕТА,
СЛОЖЕННОГО ТЕМ ЖЕ ЛИЦОМ
С четырнадцатой распростясь строкой,
Скажу, что тема взятая - весома:
Какая роскошь: "нос подъяв, несома..."
Шедевр терминологии морской!
Быков, ослов и мулов, день-деньской
Жующих, вижу прямо возле дома,
О, эта "возносимая солома"!
До жвачки здесь уже подать рукой!
Шесть строк последних - шесть лепех навоза,
Из них четыре, ты не осерчай,
Для уха - чересчур большая доза.
О пятой - не сказать бы невзначай;
В концовке - соль, ее три тяжких воза...
Лавровый лист башку твою венчай!
ЕМУ ЖЕ, ПО ТОМУ ЖЕ ПОВОДУ
Из Лиссабона шел бы ты подале,
Блистательный глава пустых голов!
Живи средь равных, то бишь средь ослов,
И счастлив будь, что по башке не дали.
Беда - в твоих мозгах, не в матерьяле!
Какая сеть - такой, пардон, улов.
Уж ты оставил бы тасовку слов
И вовсе бы заткнулся - в идеале.
Тупой, как мул, ты лезешь, но куда?
Несчастный, суйся в бреши и проломы,
Однако есть и на тебя узда!
В меня ты мечешь молнии да громы?
Соломенная ты, мой друг, скирда
Вот и плетешь сонеты из соломы.
ЕМУ ЖЕ
Ты, Мелизен, среди живых - меньшой,
Наимерзейшей обладатель рожи,
Стихов, подобных ей, и прозы тоже,
Поганый телом, пакостный душой;
Кидаешься оголодавший вшой
На всех, кто с Фебом разделяет ложе,
Пускаешь вопли - аж мороз по коже
Из щели рта, побитого паршой.
Зовешь Элмано вором и пиявкой,
хоть из пиявок сам, - но я сведу
Счета со всей твоею гнусной лавкой;
Аркадский хлыщ, рассчитывай на мзду:
Ты, оборотень, рявкай или тявкай
Но дни окончишь все одно в аду!
БЕЛШИОРУ МАНУЭЛУ КУРВО СЕМЕДО
В святилище пролезши к Аполлону,
Он счел, что место годно для житья;
Дрожат вакханки от его вытья,
Склоняются слепцы к его закону.
Он мчит от лексикона к лексикону,
Чтоб, на кусочки оные кроя,
- Пигмей из Синтры, худший сорт ворья!
Сложить их снова, как дублон к дублону.
К убогим поэтическим дарам
Дать посвященье в качестве гарнира,
Греметь названьями занудных драм;
То старый плащ, то грязная порфира
Пусть кое-как, но прикрывают срам
И распускает хвост павлин Белмиро.
ЕМУ ЖЕ
Горя желаньем обольстить пастушек,
Амурчиков Белмирчик вплел в цветочки,
Ах, Тежо драгоценнейшего дочки,
для вас готовы горы безделушек!
Детишки, ясно, падки до игрушек:
Играли оными до поздней ночки,
Потом - в ночные бросили горшочки
Остатки драгоценных финтифлюшек.
Но вдруг - на тежуанский бережочек
К Белмирчику плывет, неся приветик,
Одна из дивнейших ундиньих дочек
И возвещает из воды: "Мой светик,
Отныне, дивный мастер мелких строчек,
Ты - главный в Лилипутии поэтик!"
ТЕМ ЖЕ
Аркадская недоглядела стража;
Явился некий гаер на Парнас,
А там - пространной цепью готских фраз
Гремел Белмиро, чувства будоража.
Тогда, немало всех обескуража,
Гость объявил, что кое-что припас,
И жалкое собрание потряс
Тем, что прочел о нем сонет Бокажа.
Всех громче взвыл, кто был мерзее всех:
Решил, что счеты свесть пора со змеем,
И разъяснил, сколь гадок всякий смех,
Сколь подл Бокаж - унять уже сумеем!..
Имела речь его большой успех,
Понравилась кухаркам и лакеям.
"НОВОЙ АРКАДИИ"
Несчастное сообщество пиит!
Элмано пишет на тебя сатиры,
И слух пускают гнусные проныры,
Что вскоре будет твой притон закрыт.
Чернь только знай вослед тебе свистит,
Хламида славы расползлась на дыры,
Как немощны, как брошены, как сиры
Твои адепты - кто же защитит?
Сатирик да познает тяжесть мести!
Пусть ощутит сей бичеватель, как
Злословить глупо о своей невесте!
Уродина, пойди на крайний шаг:
И похитителя девичьей чести
Вступить заставь с собой в законный брак.
ЕМУ ЖЕ, ЧАСТЯМИ ПУБЛИКУЮЩЕМУ
"БРЕХУНА, ПОГОНЩИКА МУЛОВ"
"Брехун, погонщик мулов", - Даниэл,
Как не узнать твой стиль, внизу читая:
"В апреле - третья, в августе - шестая";
Торгаш, в обсчетах ты понаторел.
Украсть индейку? Ну, силен, пострел!
Кота зажарить? Вещь весьма простая.
Страницы новых выпусков читая,
Отмечу, что силен ты, рукодел.
По Лиссабону грозно ходят слухи,
Мол, ты жиреешь, - строго не суди,
Однако пухнешь вряд ли с голодухи;
Всем страшно: что-то будет впереди?
Ведь ты, тупица, снова носишь в брюхе
И вскорости родишь, того гляди!
СОНЕТ С НАМГКОМ НА ТРАГЕДИЮ "ЗАИДА"
ЖОЗЕ АГОСТИНЬО ДЕ МАСЕДО,
ОСВИСТАННУЮ НА ПЕРВЫХ ЖЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЯХ
В холодной келье сетовать, молиться
Заида хочет (действие - в скиту);
Но вскоре снова рвется в суету,
И представленье непоспешно длится.
Еще другие возникают лица:
Судовладельцу - жить невмоготу;
Герой же, говоря начистоту,
Лошак, любовь которого - мулица.
Во вражий зад (боюсь произнести),
Во вражий зад вонзается рапира,
Над Нильским брегом бой такой - в чести,
Еще и не на то готов задира,
Но зритель понял, Господи прости,
Что эта пьеса - дело рук Элмиро.
ПОСЛЕ ПОЯВЛЕНИЯ САТИРИЧЕСКОГО СОНЕТА
НА ДРАМУ ТОМАСА АНТОНИО ДОС САНТОС-И-СИЛВА
"Ресифе обретенный" - эту драму,
Что новый Мильтон людям отдает,
Клеймит сонетом жирный стихоплет
И радуется собственному сраму.
Бездарность резво рукоплещет хаму,
Который мощь у Зависти берет,
И вот - сонет прилеплен, как помет,
На стену, - а отнюдь не брошен в яму.
Афишка, беспризорный, жалкий клок!
Кто на тебя посмотрит благосклонно?
Похабный фразы, невозможен слог.
И - вот оно, спасенье от урона!