Читаем Вечный слушатель полностью

Я сдал его. Теперь все ясно, просто.

Моя душа - подобие помоста,

Где выставлена муха напоказ.

Я завершил детальнейший анализ,

Определяя, где и чья вина.

Практическим советам - грош цена,

Теории, увы, не оправдались.

Зачем доклад, совет иль образец

Тому, чей мозг сломался, как зубец

У эмигранта в старенькой расческе?

И надписать пора, сомненья нет,

Тяжелый запечатанный пакет,

В котором - я и все мои наброски.

V

О Португалия, как много дней

Я вне тебя! А сердце к дому тянет:

Пока в разлуке мы, оно не станет

Ни тише, ни спокойней, ни сильней.

Все истеричней разум, все больней,

О, как его родимый берег манит!

А хитрый Фернесс лишь порою глянет

В глаза мне - и спешит среди камней.

Не слишком ли спешит? Пожалуй, да.

А, черта ли в самокопанье злобном?

Довольно метафизики, стыда,

Межвременья и лжи - со всем подобным

Покончим, удаляясь на покой.

Ах, если б стать причалом иль рекой!

КОЭЛЬО ПАШЕКО

(Фернандо Пессоа)

ЗА ПРЕДЕЛОМ ДРУГИХ ОКЕАНОВ

Памяти Алберто Каэйро

В лихорадке в пылу за пределом других океанов

Становились явления жизни яснее и чище

И привиделся город существ

Не совсем нереальных но мертвенно-бледных святых наготой чистотой

И виденью дразнящему входом служил я в то время как чувства хотел испытать

Ибо в каждой душе есть понятие зримого мира

Ибо жить оставаясь в живых

Это значит что чувствовать скажется в способе жизни

Но однако же лица спокойней росы оставались

Нагота означала безмолвие форм не имеющих плоти

И реальность понять не могла как же стала такою она

Только жизнь только жизнью была жизнью как таковой

Многократно безмолвно стараюсь постигнуть умом

Как машина которая смазана и потому не шумит

Мне приятен покой тишина и возможность не двигаться

Ибо так достигается то равновесье которое нужно чтоб мыслить

Постигаю что в эти моменты рассудок в работе

Но не слышу его он старается тихо трудиться

Как машина в которой трансмиссии движутся плавно зубцы не скрипят

И услышать нельзя ничего лишь скольженье добротных деталей ни шороха в общем

Иногда размышляю другие быть может все чувствуют так же как я

Но у них голова начинает болеть начинает кружиться

Эта память явилась ко мне как могла бы явиться любая другая

Например я припомнить бы мог что никто не внимает скольженью деталей

И не знает о них ничего да и знать-то не хочет

В этом зале старинном в котором оружье висит на поблекших щитах

Как скелеты как зримы знаки минувших эпох

Я скольжу человеческим взором и жадно пытаюсь в доспехах увидеть

Сокровенную тайну души послужившую поводом к жизни моей

И когда обращаю печальные взоры на щит для оружия стараясь не видеть его

Прозреваю железный скелет постигаю его но понять не могу

Отчего он вступает в меня во владенье вступает как некая дальняя вспышка

Слышу звук бытие постигаю двух шлемов совсем одинаковых внемлющих мне

Копья четкою тенью своей утверждают меня в пониманье нечеткости слов

И невнятных двустиший все время скользящих в уме

Я внимаю биенью сердец тех героев которые мне воздадут по заслугам в грядущем

И в неверности чувств натыкаюсь опять на себя и на прежние спазмы

Той же выцветшей пыли того же оружья свидетельства прежних эпох

В этот зал я вступаю в большой и пустой в миг заката

И безмолвия он удивительно сходен с устройством души

Он расплывчатый пыльный и эхо шагов здесь так странно звучит

Словно эхо которое слышно в душе если шаг не поспешен

В окна грустные смотрит тускнеющий свет

И бросает на темные стены неясные тени

Этот зал и пустой и просторный конечно душа

А движение воздуха пляска пылинок всего только мысли

Да овечья отара печальная вещь

И поэтому даже не нужно при мысли о том кто ушел вспоминать про другие печали

Ибо так получилось поэтому что получилось то истиной стало

И поэтому все что печально отныне с овечьей отарою схоже

Несомненно как раз потому повторяю что овцы и вправду печальны

Я ворую момент удовольствия ценную вещь получая

Лишь за несколько малых кусочков металла. Подобная мысль не трюизм не

банальность

Ибо я не считаю возможным кусочки металла и что-то другое считать за единое нечто

Если б взял я латунь предположим и стала она артишоком

С удовольствием я бы послушал когда бы хоть кто-то попробовал истолковать

происшедшее

Подсказал бы возможность не думать откуда берется и что и зачем

Я утратил бы страх что однажды пойму

Что мои размышленья о разных предметах вполне беспредметны

Что позиция тела способна нарушить его равновесье

И что сфера не тело поскольку бесформенна

Если все это так и позиция вызовет звук

Я обязан считать что и звук не считается телом

Но тому кто постиг интуицией звука бесплотность

Бесполезны мои заключенья и даже вредны ибо им не поверят

Если я вспоминаю что люди бывают которые могут играя в слова сообщать им

духовность

А для этого часто смеются и многое могут сказать обо многом

Доставляя себе удовольствие и находя обаянье в игре циркового паяца

И тревожатся если на их облаченье пятно попадет от прованского масла

Я считаю счастливым себя ибо столько вещей для меня непонятны

Я в искусстве любого рабочего вижу рожденье незнаемой вещи

Потому что искусства не знаю но вещь осязаю

А рабочий затем и рабочий что знает искусство

Мой физический облик причина моих огорчений

Перейти на страницу:

Похожие книги

Против всех
Против всех

Новая книга выдающегося историка, писателя и военного аналитика Виктора Суворова — первая часть трилогии «Хроника Великого десятилетия», написанная в лучших традициях бестселлера «Кузькина мать», грандиозная историческая реконструкция событий конца 1940-х — первой половины 1950-х годов, когда тяжелый послевоенный кризис заставил руководство Советского Союза искать новые пути развития страны. Складывая известные и малоизвестные факты и события тех лет в единую мозаику, автор рассказывает о борьбе за власть в руководстве СССР в первое послевоенное десятилетие, о решениях, которые принимали лидеры Советского Союза, и о последствиях этих решений.Это книга о том, как постоянные провалы Сталина во внутренней и внешней политике в послевоенные годы привели страну к тяжелейшему кризису, о борьбе кланов внутри советского руководства и об их тайных планах, о политических интригах и о том, как на самом деле была устроена система управления страной и ее сателлитами. События того времени стали поворотным пунктом в развитии Советского Союза и предопределили последующий развал СССР и триумф капиталистических экономик и свободного рынка.«Против всех» — новая сенсационная версия нашей истории, разрушающая привычные представления и мифы о причинах ключевых событий середины XX века.Книга содержит более 130 фотографий, в том числе редкие архивные снимки, публикующиеся в России впервые.

Анатолий Владимирович Афанасьев , Антон Вячеславович Красовский , Виктор Михайлович Мишин , Виктор Сергеевич Мишин , Виктор Суворов , Ксения Анатольевна Собчак

Фантастика / Криминальный детектив / Публицистика / Попаданцы / Документальное
Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное