Вечный слушатель

Тот сон смешной, что видим наяву,

Сон бесполезный, скучный и бесплодный.

Что станет со страной, среди народов

На Западе блиставшей, как маяк,

С когортой рыцарей и мореходов,

Вздымавших гордо португальский флаг?..

(О шепот! Вечер, ночь уже почти

Сдержи слова ненужной укоризны;

Спокойствием страданье сократи

В огромном сердце гибнущей отчизны.

О шепот! Мы неизлечимы. Ныне

Нас пробудить бы, мнится, только мог

Вихрь той земли, где посреди пустыни,

У бездны на краю, почиет Бог.

Молчишь? Не говоришь? Ужель полезней

В себе лелеять слишком горький опыт,

О родина! Как долго ты в болезни

И спать-то не умеешь. Жалкий шепот!)

О день, в тумане будущего скрытый:

Король воскресший твердою рукой

Спасет народ, и осенит защитой

Взаправду ль Бог назначил день такой?

День очищенья от греха и срама

Когда прийти назначено тебе,

Исполнить долг, разверзнуть двери храма,

Затмить глаза блистающей Судьбе?

Когда же, к Португалии взывая,

К душе-пустыне, дальний голос твой

Прошелестит, как благостная вайя

Над влагою оазиса живой?

Когда тоска, дойдя до крайней грани,

Увидит в час перед рассветом, как

Возникнут очертания в тумане,

Что ныне сердцу грезятся сквозь мрак?

Когда? Движенья нет. Меланхоличный

Черед часов: душа привыкла к яду

Ночной досады, вечной и обычной,

А день способен лишь продлить досаду.

Кто, родина, расправился с тобой,

Отравленною сделал и недужной,

Кто жалкой наделил тебя судьбой,

Прельщая пищей - сытной, но ненужной?

Кто вновь и вновь тебе внушает сны?

Кто вновь и вновь тебя могилой манит?

Твои ладони слишком холодны.

О, что с тобою, в жизнь влюбленной, станет?

Да, ты жива, да, длится бытие,

Но жизнь твоя - лишь сонные мгновенья...

Все существо облечено твое

Позорною хламидою забвенья.

Спи - навсегда. Знай, греза голубая

Хотя бы не спалит тебя дотла

Как сон безумный, что любовь любая

К тебе, о родина, - всегда мала.

Спи безмятежно, - я с тобой усну,

Волнениям подведены итоги;

Ты, у надежды не томясь в плену,

Не будешь знать ни жажды, ни тревоги.

Спи, и судьбы с тобой единой ради

Пребудут отпрыски твоей семьи

В таком же сне, и в нищенской отраде

Обнять стопы любимые твои.

Спи, родина, - никчемна и ничтожна,

А коль узришь во сне надежды свет,

Знай, все - не нужно, ибо невозможно,

И цели никакой в грядущем нет.

Спи, кончен вечер, наступает ночь,

Спи, - ненадежный мир смежает веки,

Предсмертным взором отсылая прочь

Все, с чем теперь прощается навеки.

Спи, ибо все кончается с тобой.

Ты вечной жизни жаждала во славе

Пред этой пустотою голубой

Быть вечным вымыслом? О, спи, ты вправе

Исчезнуть, не внимая ничему;

Для праздных душ в мечтаньях мало проку;

Вечерний час уводит нас во тьму

Навстречу ветру, холоду и року

Так, лику смерти противостоя,

Взглянув во мрак, что мир вечерний кроет,

Промолвил римский император: "Я

Был всем, однако быть - ничем не стоит".

Omnia fui, nohol expedit.

Император Север

АЛВАРО ДЕ КАМПОС

(Фернандо Пессоа)

КУРИЛЬЩИК ОПИУМА

Господину Марио де Са-Карнейро

Душа больна, - и пусть не столь жестоко

Хворать и выздоравливать в бреду,

Я погружаюсь в опий и бреду

Искать Восток к востоку от Востока.

Я много дней страдаю на борту

От боли головной и от горячки,

И сил, чтоб выносить мученья качки,

Должно быть, никогда не обрету.

Презрев устав космического круга,

По шрамам золотым свой путь продлив,

Я грежу, что в приливе есть отлив

И наслажденье - в ганглиях недуга...

Но механизм несчастия таков,

Что вал не совершает оборотов,

И я плыву меж смутных эшафотов

В саду, где все цветы - без черенков.

Вхожу, на произвол судьбы оставлен,

В сплетенный сердцем кружевной узор,

Мне чудится: в моей руке топор,

Которым был Предтеча обезглавлен.

Я, заточенный, сызнова плачу

За все, что прежде натворим предки.

Мои больные нервы - в тесной клетке,

Я в опий, словно в ямину, лечу.

На зов его, не говоря ни слова,

В прозрачные спускаюсь погреба,

И вот луна восходит, как Судьба,

И ночь алмазами искрится снова.

А наш корабль сегодня, как вчера,

Плетется по Суэцкому каналу,

И жизнь моя на нем течет помалу,

Тягучая, как камфара с утра.

Я зову дней растраченных не внемлю

И утомлен, меня берет тоска

Она во мне, как жесткая рука,

Что душит, но не даст упасть на землю.

Я в захолустье португальском жил

И познавал природу человечью,

Я с детства овладел английской речью

И упражняюсь в ней по мере сил.

Приятно было бы порой в "Меркюре"

Стихи свои увидеть иль рассказ

Мы все плывем, и я грущу подчас,

Что до сих пор не видел даже бури!

Тоскливо дни проходят на плаву,

Хотя порой со мной ведут беседы

Какие-то британцы, немцы, шведы

Я болен тем, что до сих пор живу.

И я смотрю уже как на причуду

На путь в Китай и прочие края:

Ведь есть один лишь способ бытия,

А мир и мал, и очень сер повсюду.

И только опий помогает мне

От жизни, - вязкой скуки и болезни;

Я в подсознаньи прячусь, в утлой бездне.

Как блекнет все, что не внутри, а вне!

Курю. Томлюсь. Чем далее к востоку

Тем ближе запад, и наоборот.

Коль скоро Индия во мне живет,

То в Индии реальной много ль проку?

Мне горько быть наследником в роду.

Видать, везенье увезли цыгане.

И перед смертью - ведаю заране!

На собственном замерзну холоду!

Я лгал, что делом инженерным занят,

По Лондонам и Дублинам спеша.

Старушка-нищенка - моя душа