Вечный слушатель

ступени по стопе, помни, в какой мы доле.

Не пытай бессмертия, милая душа

обопри на себя лишь посильное".

Пиндар, III Пифийская песнь, 59 - 63.

(Перевод М. Л. Гаспарова).

Спокойный кров среди гробниц и пиний,

Где ходят голуби, где трепет синий;

Здесь мудрый Полдень копит пламена,

Тебя, о море, вновь и вновь слагая!

Внимать покой богов - сколь дорогая

За долгость мысли плата мне дана!

Как тонок труд молниевидных вспышек,

Сжигающих алмазных искр излишек,

Какая тишь на пенах зачата!

Возляжет солнце над пучиной водной

Твореньем чистым истины исходной

Мерцает Время, явствует Мечта.

Минервин храм, сокровище, отрада,

Спокойства обозримая громада,

Надменный Зрак, и огнен, и суров,

Завесы чьи над толщей сна владычат!

Мое молчанье!.. Златочерепитчат

В душе воздвигнутый, Великий Кров.

Над Времени обзорною вершиной

Стою, вместив ее во вздох единый,

Во взор морской - вбираю небосвод;

О круг богов, мой высший дар приемли

Бестрепетные искры, что на земли

Верховное пренебреженье шлет.

Как для плода нет радости безбрежней,

Чем в сладость обратить свой облик прежний

Вот он вошел в уста, и вот исчез,

Так я вдыхаю дым, которым буду;

Душе сгоревшей внятен отовсюду

Прибой, представший пением Небес.

О Небо, вот я пред тобою ныне!

От праздности могучей, от гордыни

Себя отъемлю и передаю

Пространствам озаренным и открытым;

Скользящей хрупко по могильным плитам

Я приучаюсь видеть тень свою.

Душа, пред факелами равноденства

Предстань сиянью мудрого блаженства,

Оружью света ныне дай ответ,

Стань первой вновь, стань изначально чистой,

Узри себя!.. Но перед мраком выстой,

С которым власть над миром делит свет.

Лишь для меня, и лишь во мне едином,

Под сердцем, в роднике стиха глубинном,

Меж пустотой и чистым бытием,

Величье, знаю, эхом отзовется,

Чтоб горький сумрак гулкого колодца

Звенеть остался в будущем моем.

Ты знаешь ли, лжеузник сонной пущи,

Залив, решетки скудные грызущий

Слепящих тайн моих закрытых глаз

Чью плоть ничтожишь утлым приговором,

К земле костистой гнешь чело, в котором

О мертвых просверк мысли не угас.

Утешен я священным сим отрезком

Земли, что напоен бесплотным блеском,

Где светочей господствует волшба,

Здесь все одето в камень, злато, хвою,

Здесь мрамор тенью шевелит живою,

И море стережет мои гроба.

Ты, псица полыхающего солнца,

Гони отсюда идолопоклонца,

Когда, блюдя пастушеский урок,

Пасу моих могил спокойных стадо

Здесь робким голубям бывать не надо,

И любопытство ангелов не впрок.

Здесь будущему празднствовать так просто

Изглодана цикадами короста.

Здесь мир жарою пожран и угрюм,

Как вышедший из пламенного горна:

Небытием пьяна, здесь жизнь просторна,

И горечь сладостна, и ясен ум.

Спят мертвецы, - к их тайне благосклонно

Земли от зноя высохшее лоно;

Недвижен Полдень и самозабвен

Там, наверху, в пленительном безделье...

Чело, и совершенное очелье,

Я - смысл твоих глубинных перемен.

Лишь я служу тебе противоречьем,

Раскаяньем и страхом человечьим

Алмаза твоего изъян живой,

Но, мрамором придавленный в дремоте,

В корнях дерев народ, лишенный плоти,

Уже неспешно сделал выбор свой.

Расплавленный отсутствием всецелым,

Стал красной глиной облик, бывший белым,

Отъятой жизни дар - цветком возрос!

Где все, что было некогда привычным,

Единственным, неповторимо личным?

В глазах - личинки ныне вместо слез.

Стон девушки, заласканной в щекотке,

Уста, и миг стыдливости короткий,

Трепещет грудь в пленительном жару,

Кровь на губах, измученных защитой,

Последний дар, еще ладонью скрытый

Все станет прах, и вновь пойдет в игру.

Ужель, душа, ты тянешься к покою,

Ко сну, который ни волной морскою,

Ни золотом обманно не цветет?

В пар обратясь, возобновишь ли пенье?

Нет! Все течет! Святое нетерпенье

Иссякло, - бытие полно пустот.

Скелет-бессмертье, черный с позолотой,

Ты манишь в смерть с отеческой заботой,

Ты лавры на чело не зря снискал

Благочестива хитрость, ложь прелестна!

Но истина конечная известна

Смеющегося черепа оскал.

Вы, пращуры, вы ныне персть земная,

Что спит, стопы идущих препиная,

Под них главы пустые подложив,

Червь подлинный вам угрожать не может,

Он ничего под плитами не гложет,

Он лишь во мне, он только жизнью жив!

Любовью ли, иным огнем сугубым

Снедаем он, разящий тайным зубом

Как ни зови его, итог един:

Он видит, алчет, мыслит, - год за годом

Он числит плоть мою своим феодом,

Он ведает - кто раб, кто господин.

Зенон Элейский, о Зенон жестокий!

Меня ли ты в назначенные сроки

Стрелою нелетящей поразил?

Рожденный звуком, я простерт во прахе.

Ах! солнце... Жуткой тенью черепахи

Душе недвижный кажется Ахилл.

Нет, нет! Воспрять - и выжить в эрах новых!

Довольно, плоть, тебе дремать в оковах!

Вливайтесь прямо в грудь мою, ветра!

Мне душу и верни, и распечатай,

О море!.. О прибой солоноватый,

С тобою слиться мне пришла пора!

Да! Ты, о море, - бред, лишенный меры,

Хитон дырявый на спине пантеры,

Весь в идолах солнцеподобных звезд,

Мятеж, молчаньем налитой до края,

Сверхгидра, что пьянеет, пожирая

Свой собственный, свой ярко-синий хвост.

Крепчает ветер!.. Значит - жить сначала!

Страницы книги плещут одичало,

Дробится вал средь каменных бугров,

Листы, летите! Воздух, стань просторней!

Раздернись, влага! Весело раздерни

Спокойный кров - кормушку кливеров!

ПАЛЬМА