Читаем Вечный слушатель полностью

В лихорадке в пылу за пределом других океановСтановились явления жизни яснее и чищеИ привиделся город существНе совсем нереальных но мертвенно-бледных святых наготой чистотойИ виденью дразнящему входом служил я в то время как чувства хотел испытатьИбо в каждой душе есть понятие зримого мираИбо жить оставаясь в живыхЭто значит что чувствовать скажется в способе жизниНо однако же лица спокойней росы оставалисьНагота означала безмолвие форм не имеющих плотиИ реальность понять не могла как же стала такою онаТолько жизнь только жизнью была жизнью как таковойМногократно безмолвно стараюсь постигнуть умомКак машина которая смазана и потому не шумитМне приятен покой тишина и возможность не двигатьсяИбо так достигается то равновесье которое нужно чтоб мыслитьПостигаю что в эти моменты рассудок в работеНо не слышу его он старается тихо трудитьсяКак машина в которой трансмиссии движутся плавно зубцы не скрипятИ услышать нельзя ничего лишь скольженье добротных деталей ни шороха в общемИногда размышляю другие быть может все чувствуют так же как яНо у них голова начинает болеть начинает кружитьсяЭта память явилась ко мне как могла бы явиться любая другаяНапример я припомнить бы мог что никто не внимает скольженью деталейИ не знает о них ничего да и знать-то не хочетВ этом зале старинном в котором оружье висит на поблекших щитахКак скелеты как зримы знаки минувших эпохЯ скольжу человеческим взором и жадно пытаюсь в доспехах увидетьСокровенную тайну души послужившую поводом к жизни моейИ когда обращаю печальные взоры на щит для оружия стараясь не видеть егоПрозреваю железный скелет постигаю его но понять не могуОтчего он вступает в меня во владенье вступает как некая дальняя вспышкаСлышу звук бытие постигаю двух шлемов совсем одинаковых внемлющих мнеКопья четкою тенью своей утверждают меня в пониманье нечеткости словИ невнятных двустиший все время скользящих в умеЯ внимаю биенью сердец тех героев которые мне воздадут по заслугам в грядущемИ в неверности чувств натыкаюсь опять на себя и на прежние спазмыТой же выцветшей пыли того же оружья свидетельства прежних эпохВ этот зал я вступаю в большой и пустой в миг закатаИ безмолвия он удивительно сходен с устройством душиОн расплывчатый пыльный и эхо шагов здесь так странно звучитСловно эхо которое слышно в душе если шаг не поспешенВ окна грустные смотрит тускнеющий светИ бросает на темные стены неясные тениЭтот зал и пустой и просторный конечно душаА движение воздуха пляска пылинок всего только мыслиДа овечья отара печальная вещьИ поэтому даже не нужно при мысли о том кто ушел вспоминать про другие печалиИбо так получилось поэтому что получилось то истиной сталоИ поэтому все что печально отныне с овечьей отарою схожеНесомненно как раз потому повторяю что овцы и вправду печальныЯ ворую момент удовольствия ценную вещь получаяЛишь за несколько малых кусочков металла. Подобная мысль не трюизм небанальностьИбо я не считаю возможным кусочки металла и что-то другое считать за единое нечтоЕсли б взял я латунь предположим и стала она артишокомС удовольствием я бы послушал когда бы хоть кто-то попробовал истолковатьпроисшедшееПодсказал бы возможность не думать откуда берется и что и зачемЯ утратил бы страх что однажды поймуЧто мои размышленья о разных предметах вполне беспредметныЧто позиция тела способна нарушить его равновесьеИ что сфера не тело поскольку бесформеннаЕсли все это так и позиция вызовет звукЯ обязан считать что и звук не считается теломНо тому кто постиг интуицией звука бесплотностьБесполезны мои заключенья и даже вредны ибо им не поверятЕсли я вспоминаю что люди бывают которые могут играя в слова сообщать имдуховностьА для этого часто смеются и многое могут сказать обо многомДоставляя себе удовольствие и находя обаянье в игре циркового паяцаИ тревожатся если на их облаченье пятно попадет от прованского маслаЯ считаю счастливым себя ибо столько вещей для меня непонятныЯ в искусстве любого рабочего вижу рожденье незнаемой вещиПотому что искусства не знаю но вещь осязаюА рабочий затем и рабочий что знает искусствоМой физический облик причина моих огорченийЯ же знаю что вещью являюсь а значит и прочие вещи мне тоже подобныЯ же знаю что вещи другие как впрочем и я полагаю что я это общая вещьЯ не думаю но полагаю что думаю такИ такая манера себя представлять облегчает мне жизньЯ аллеи люблю тополей городских и тенистых кривыхПо которым приятно шагать озираясь вокругСозерцая деревья и радуясь взглядом без ясной причиныИбо эти аллеи врата в беспредельную сущность моюНеизменны аллеи они вызывают всегда удивленье во мнеСколько раз ни меняю свои ощущенья и вкусыНо они постоянно находят возможность меняться в согласье со мнойЯ не знаю о них ничего правда знаю хоть то что не знаюПостиженье поэзии это условие жизниЯ не чувствую впрочем поэзии в ней ничего не понятьПотому вероятно что к жизни условной не годенА когда бы сумел понимать то пришлось бы менять всю структуру своюВедь в поэзии главное знать что она непостижнаЕсть немало прекрасного что безусловно прекрасноНо порывы души красотой воплощаются в вещиИ откуда нам знать изначальную их красотуЕсли вижу шаги значит вижу всего лишь шагиРавномерные столь же как если бы я в них нашелУтверждение факта того что они равномерныИ отсутствие их говорило бы лишь об обратномЗначит надо бы чувства предмета не числить обманомЧто души лишено то лишь видит и слышит иначеНо сие допустить неудобно и как-то бестактноЕсли волю являя мы можем застыть замолчатьТо из этого следует только бездушность предметовА не слишком ли прост и бессвязен подобный подход?Мы должны допустить да и выбора в общем-то нетЧто коль скоро мы можем не двигаться не разговаривать но оставаться собойТо в предметах лишенных души есть такая же воляЕсли я одинок и хоть кем-нибудь стать ненадолго обязанИ спиралями кружится вихрь неизвестных предметовТо что я говорю далеко не прием красноречьяЯ же знаю реальность как вихрь обегает меня словно бабочка вкруг керосиновой лампыПостигаю ее утомленность боюсь что она упадетК счастью это немыслимо я иногда одинокСуществуют же люди которым не вынести скрипа когтей по стенеИ другие которым на это плеватьНо однако же когти скрипят по стенеОдинаково так что различие в людях. И разница в чувствах бесспорнаИ она проявляет себя в исключительной розниВосприятья различных вещей все различно для всех ибо личности розныПамять лишь обособленность знания длящейся жизниТот кто болен амнезией даже не знает что живНо несчастен не меньше чем я пусть я знаю что жив и живуВот предмет перед коим в испуге склоняется каждыйИбо внешняя жизнь оболочка и только и это не важноИ хотел бы я жить лишь внутри как иные счастливцы и так как живут во вселеннойпространстваОтобедав так много персон восседают на кресла-качалкиУминают подушки глаза закрывают в ничто отбываютНикакого конфликта что жизнь что желанье не житьИли хуже всего как мне кажется — если конфликт налицоРевольверная пуля в висок и предсмертные письмаПрекращение жизни такой же абсурд как беседа которая втайне ведетсяЦирковые артисты намного достойней меняПотому что стоят на руках и на лошади мчащей по кругу умеют стремительно прыгатьСовершают прыжки лишь затем чтобы их совершатьЕсли мне бы надумалось прыгнуть то думать пришлось бы зачемИ не стал бы я прыгать и был бы расстроенА они объяснить не умеют секрет ремеслаНо обучены прыгать и прыгают как захотятНикогда не решаясь спросить у себя хорошо или плохо и в самом ли делеТак вот я иногда созерцаю какой-либо новый предметИ не знаю взаправду ли он существует откуда мне знатьЗнаю только что есть то что есть ибо вижу что вижу не больше тогоИ конечно не вижу возможности видеть того что не вижуА когда бы увидел конечно поверил бы в то что увиделПтица каждая тем и прекрасна что именно птицаИбо птица прекрасна всегдаНо в ощипанном виде она тошнотворна как жабаДа и куча пера не намного приятнейИз подобного явного факта я вывода сделать не в силахНо притом полагаю что истина именно здесьМысль пришедшая в голову нынче ничуть не подобна пришедшей вчера или завтраЯ живу для того чтобы прочие знали как живыИногда у подножья стены попадается мне камнетес за работойИ его бытие и реальная зримость совсем не похожи на то как его я себе представляюОн работает в правильном ритме и руки его подчиняются общей идееКак выходит что трудится он и при этом желает трудитьсяА вот если бы я не трудился притом не желая трудитьсяНеужели же я не постиг бы возможность иную?Он рабочий не знает об этом и много счастливей меняНаступая на листья сухие в аллеях нездешнего паркаЯ порой полагаю что я существую и вправду реаленНо виденье такое останется только виденьемИбо вижу себя сознаю что иду по аллее по листьямНаучиться бы шороху листьев внимать но при этомНе топтаться по ним и для них оставаться незримымНо сухая листва все летит словно вихрь и по ней все иду и идуЕсли б в этом движенье хоть что-то увидеть такое что прежде неведомо было бы мнеВсе шедевры в искусстве всего лишь предметы искусстваИ поэтому каждый предмет полагаю шедеврЕсли мненье такое неправда то правда желанье моеЧтобы правдою стало оно воплотилось навекиИ для мыслей моих утешенья такого довольноВажно ль то что идея темна если это идеяВсе идеи равны ни одна не прекрасней другойМежду ними не может быть разницы это же ясноИбо мне это ясно так кто же посмеет поспоритьРазум спящий не тот же ли что размышляетСновиденья совсем не бессвязны в них мыслей полноВпрочем как и везде. Если вижу кого-то кто видитНачинаю того не желая быть схожим со всемиЭто очень болезненно можно представить как душу клеймят раскаленным железомВпрочем так ли болезненно это клеймленье откуда мне знатьВедь огонь и железо всего лишь идеи и мне не понятныТо что сбился с пути добродетель утратил печальноНе раскаяться трудно особенно в силу того что об этом не думать никак не могуМне куда бы приятней вмещать добродетель да так чтоб с избыткомНо при этом чтоб польза была от нее чтоб моею и только моею была добродетельСуществуют ведь люди что чувствуют сердце разбитымНо никто не видал чтобы чувство разбитого сердцаПриносило бы пользу кому бы то ни было ибоСей предмет беспредметен однако не поводУтверждать что разбитое сердце источник отрадыВ благородную несколько темную залу где все в изразцахВ голубых изразцах покрывающих стеныА на темном полу с инкрустацией дремлют дорожки из джутаЯ вхожу иногда аккуратно небрежноИбо я в этой зале кто знает какая персонаК сожалению пол прогибает петли скрипятИ тоскуют филенки дверей их разбил параличСколько деланной грусти безмолвия полного звуковСквозь решетки оконные свет проникает и деньЗастывает на стеклах фонариков и по углам темноту в вороха собираетИ проходят порой сквозняки вдоль пустых коридоровНо старинными лаками пахнет в укромных местахКак все горестно в этом гнезде увяданьяМне смешно иногда размышлять что и я ведь умруБуду в гроб заколочен сосновый и пахнущий камедью свежейПостепенно разрушатся ткани точней расползутсяИ лицо распадется сухой разноцветною пыльюИ проявится череп с оскалом усмешкиНепристойный и очень уставший мигать
Перейти на страницу:

Все книги серии Антология поэзии

Песни Первой французской революции
Песни Первой французской революции

(Из вступительной статьи А. Ольшевского) Подводя итоги, мы имеем право сказать, что певцы революции по мере своих сил выполнили социальный заказ, который выдвинула перед ними эта бурная и красочная эпоха. Они оставили в наследство грядущим поколениям богатейший материал — документы эпохи, — материал, полностью не использованный и до настоящего времени. По песням революции мы теперь можем почти день за днем нащупать биение революционного пульса эпохи, выявить наиболее яркие моменты революционной борьбы, узнать радости и горести, надежды и упования не только отдельных лиц, но и партий и классов. Мы, переживающие величайшую в мире революцию, можем правильнее кого бы то ни было оценить и понять всех этих «санкюлотов на жизнь и смерть», которые изливали свои чувства восторга перед «святой свободой», грозили «кровавым тиранам», шли с песнями в бой против «приспешников королей» или водили хороводы вокруг «древа свободы». Мы не станем смеяться над их красными колпаками, над их чрезмерной любовью к именам римских и греческих героев, над их часто наивным энтузиазмом. Мы понимаем их чувства, мы умеем разобраться в том, какие побуждения заставляли голодных, оборванных и босых санкюлотов сражаться с войсками чуть ли не всей монархической Европы и обращать их в бегство под звуки Марсельезы. То было героическое время, и песни этой эпохи как нельзя лучше характеризуют ее пафос, ее непреклонную веру в победу, ее жертвенный энтузиазм и ее классовые противоречия.

Антология

Поэзия

Похожие книги

1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука
Гордиться, а не каяться!
Гордиться, а не каяться!

Новый проект от автора бестселлера «Настольная книга сталиниста». Ошеломляющие открытия ведущего исследователя Сталинской эпохи, который, один из немногих, получил доступ к засекреченным архивным фондам Сталина, Ежова и Берии. Сенсационная версия ключевых событий XX века, основанная не на грязных антисоветских мифах, а на изучении подлинных документов.Почему Сталин в отличие от нынешних временщиков не нуждался в «партии власти» и фактически объявил войну партократам? Существовал ли в реальности заговор Тухачевского? Кто променял нефть на Родину? Какую войну проиграл СССР? Почему в ожесточенной борьбе за власть, разгоревшейся в последние годы жизни Сталина и сразу после его смерти, победили не те, кого сам он хотел видеть во главе страны после себя, а самозваные лже-«наследники», втайне ненавидевшие сталинизм и предавшие дело и память Вождя при первой возможности? И есть ли основания подозревать «ближний круг» Сталина в его убийстве?Отвечая на самые сложные и спорные вопросы отечественной истории, эта книга убедительно доказывает: что бы там ни врали враги народа, подлинная история СССР дает повод не для самобичеваний и осуждения, а для благодарности — оглядываясь назад, на великую Сталинскую эпоху, мы должны гордиться, а не каяться!

Юрий Николаевич Жуков

Публицистика / История / Политика / Образование и наука / Документальное
Путин навсегда. Кому это надо и к чему приведет?
Путин навсегда. Кому это надо и к чему приведет?

Журналист-международник Владимир Большаков хорошо известен ставшими популярными в широкой читательской среде книгами "Бунт в тупике", "Бизнес на правах человека", "Над пропастью во лжи", "Анти-выборы-2012", "Зачем России Марин Лe Пен" и др.В своей новой книге он рассматривает едва ли не самую актуальную для сегодняшней России тему: кому выгодно, чтобы В. В. Путин стал пожизненным президентом. Сегодняшняя "безальтернативность Путина" — результат тщательных и последовательных российских и зарубежных политтехнологий. Автор анализирует, какие политические и экономические силы стоят за этим, приводит цифры и факты, позволяющие дать четкий ответ на вопрос: что будет с Россией, если требование "Путин навсегда" воплотится в жизнь. Русский народ, утверждает он, готов признать легитимным только то государство, которое на первое место ставит интересы граждан России, а не обогащение высшей бюрократии и кучки олигархов и нуворишей.

Владимир Викторович Большаков

Публицистика / Политика / Образование и наука / Документальное