Вечный сон

Попутно Куук пытается ей что-то объяснить, но многие слова Анэ не понимает: «у вас было сотрясение», «ничего страшного не произошло, но вам нужен постельный режим и таблетки», «вот, возьмите это, пейте трижды в день от головной боли, если будет бессонница или что-то еще – приходите сразу ко мне».

Тело откликается приятным теплом. Анэ молча принимает в руки какую-то коробку.

– Вы Анэ, правильно?

Она медленно кивает. Куук очень быстро заканчивает осмотр и, пробурчав что-то себе под нос, уходит к другим раненым. Тогда Анэ, еще раз ощупав голову и убедившись, что повязка теперь сухая, быстро выходит из комнаты, пробегает по коридору и наконец, повозившись с тяжелой входной дверью, подставляет лицо холодному ветру и ярким лунным лучам.

Улицы опустели. В окнах домов горит тусклый свет. Где-то вдалеке, между горами, раздается протяжный вой и стук костей – такой далекий и такой громкий одновременно. Анэ пытается разглядеть хоть какие-то силуэты на холмах, но все скрыто плотной бурей, через которую можно увидеть только яркие-яркие искры.

Там, в горах, клубится злая сила. Она притаилась на время и пока что лишь пугает своим воем и стуком – звук оседает на коже, впечатывается в память и звенит, звенит в ушах, даже когда все затихает. Анэ заставляет себя вспомнить слова духа: все ангакоки мертвы и деревня беззащитна.

Это только начало.

Она проходит мимо разноцветных пятен домов. Мимо собак, мирно спящих на цепи и роняющих на снег тяжелую слюну. Сквозь двери и стены она слышит глухой стук, крики и напряженные громкие разговоры.

Все боятся. Анэ чувствует этот страх в воздухе – тяжелый сгусток ужаса. Сквозь доносящиеся до нее голоса, порой более громкие, чем вой неизвестных животных, она слышит один простой вопрос.

Что же будет дальше?

Идя и стараясь не рассматривать свет и тени в маленьких домах, Анэ все возвращается мыслями к Апитсуаку. Не к тому, кто неловким шагом зашел в комнату ангакока и захотел ей помочь, а к тому, кто сидел рядом и гладил ее по окровавленной голове. Чей голос стал единственным источником тепла в холодной комнате, наполненной запахом крови и слабыми стонами. От этого образа веет добром, прежде ей незнакомым.

Анэ не требуется много времени, чтобы найти багровый дом. За эти дни она как будто смирилась с необычно большими размерами Инунека. Лестница почти полностью погребена под сугробом, но Анэ удается его расчистить дрожащими руками и быстро зайти в дом.

Внутри ее встречает темнота. В глубине коридора, за какой-то из множества дверей, Анэ слышит стон Тупаарнак и незнакомый женский голос.

Она продвигается медленно, боясь кого-то испугать – но больше всего боясь вопросов об Анингааке. Голоса становятся все громче. Она различает отдельные слова: «не переживай», «все будет хорошо», «объясни мне»… Они неизбежно сливаются в единый тревожный гул, перемежаемый тяжелыми вздохами.

И когда Анэ подходит к нужной двери, когда неуверенно берется за ручку, когда с тихим скрипом открывает ее и окунается в свет комнаты – она видит распластавшуюся на кровати Тупаарнак и сидящую рядом с ней грузную женщину.

1800, 19 апреля, 22:00

Тишина. Темнота, прерываемая едва заметным свечением китового жира в лампе – маленький дрожащий огонек посреди мрака. За входом в снежную хижину воет ветер, и кажется – еще чуть-чуть, и он настигнет Анэ с отцом, и поглотит их, и унесет в далекий Адливун[6].

Анэ сидит и смотрит на отца, чья фигура немного освещается теплым светом. Он неподвижно сидит перед бубном – руки замерли, волосы скрыты маской, с которой свисают полоски кожи и длинные разноцветные нити. Его лицо надежно закрыто от огня и чужого взгляда, на голове восседают рога. Отец не издает ни одного звука, ни одного вздоха. Над ним стоит карлимаацок, на которого Анэ перестала обращать внимание, и держит костлявую руку на его плече. Вокруг руки образуется небольшой круг желтого света – как от догорающей лампы. Тусклый вечный свет.

Мертвец сипит медленно и протяжно. Мгновение тишины и несколько мгновений его тяжелого дыхания. Каждый мертвый вдох раздается по хижине громом – и Анэ пытается стоять ровно, не шевелясь и не мешая отцу, но все равно неизменно вздрагивает и закрывается руками.

Вновь тишина. Анэ обволакивает душный черный воздух, и взгляд прикован к желтому свечению из костлявой руки.

Карлимаацок громко рычит.

Анэ сглатывает и закрывается еще крепче, сжимая дрожащими руками свое слабое тело.

Отец почти не дышит – Анэ подавляет в себе желание проверить, точно ли он еще живой. И в то же мгновение он начинает раскачиваться – маленькими, едва заметными, но ритмичными движениями. Сейчас отец в совершенно другом мире, и это в очередной раз наполняет Анэ тихим восхищением – простые движения, бубен и погружение в полусон-полуявь. Звучит так просто, но так недосягаемо.

Как и всегда, она охраняет отца. От чего, он не объяснил. Вряд ли она сделает что-то полезное, если на них кто-то нападет, а отец не сможет проснуться.