Вечный сон. Прощай, красавица. Высокое окно

Марриотт лежал под кустами, на спине, в неестественной позе, всегда означающей одно и то же. Лицо его было неузнаваемо. Белокурые волосы слиплись и потемнели от крови, на них виднелась сероватая густая слизь, похожая на первобытный ил.

Девушка тяжело дышала за моей спиной, не произнося ни слова. Я посветил на лицо покойного. Череп размозжен. Одна рука откинута, пальцы скрючены. Плащ сбился за спину, словно, упав, покойник покатился по земле. Нога заброшена на ногу. В углу рта потек, черный, как машинное масло.

— Посветите мне, — сказал я девушке, отдавая фонарик. — Если вас не замутит.

Она молча взяла его и твердо, словно ветеран отдела расследований убийств, направила луч на покойника. Я снова взял свой тонкий фонарик и стал рыться в его карманах, стараясь не сдвинуть тело с места.

— Не следует этого делать, — сдавленно сказала девушка. — Не надо трогать его, пока не явится полиция.

— Правильно, — сказал я. — И ребятам с патрульной машины не положено трогать его до приезда экспертов, потом нужно ждать, пока врач произведет осмотр, фотографы сделают снимки, дактилоскопист снимет отпечатки пальцев. А знаете, сколько времени уйдет, чтобы добраться сюда? Около двух часов.

— Ладно, — сказала она. — Вы, наверное, всегда правы. Видно, такой уж вы человек. Должно быть, кто-то очень ненавидел его, раз так раскроил голову.

— Не думаю, что здесь личные причины, — проворчал я. — Кое-кому просто нравится раскраивать головы.

— То есть мне не надо даже догадываться, в чем тут дело, — язвительно сказала девушка.

Я принялся за обыск. В одном кармане брюк покойного обнаружил мелочь и бумажные деньги, в другом — кожаный футляр для ключей и перочинный нож. В левом заднем кармане лежал небольшой бумажник, там тоже деньги, страховая карточка, водительские права и две квитанции. В карманах пиджака — спички, золотой карандаш на зажиме, два тонких батистовых платка, чистых и белых как снег. Затем эмалированный портсигар, откуда покойник доставал сигареты с золотым ободком. Южноамериканские, из Монтевидео. А в другом внутреннем кармане — еще один портсигар, которого я раньше не видел. Шелковый, с обеих сторон вышиты драконы, очень тонкий каркас выполнен под черепаший панцирь. Нажав на защелку, я раскрыл портсигар и увидел под резиновой лентой три большие папиросы. На ощупь они казались старыми, сухими и неплотно набитыми.

— Он курил другие, — сказал я через плечо. — Это, видимо, для какой-нибудь подружки. Мне сдается, у него было немало подружек.

Девушка наклонилась, дыша мне в шею:

— Вы разве не знали его?

— Познакомился только сегодня вечером. Он нанял меня в качестве телохранителя.

— Ну и телохранитель!

На это я ничего не ответил.

— Извините, — почти шепотом сказала она. — Конечно, я не знаю всех обстоятельств. А папиросы не с марихуаной? Можно посмотреть?

Я протянул ей шелковый портсигар.

— У меня был знакомый, который курил марихуану, — сказала девушка. — После трех коктейлей и трех сигарет с травкой он уже не сознавал, где он и что с ним.

— Держите фонарик ровнее.

Послышался какой-то шорох. Потом снова ее голос:

— Прошу прощения.

Девушка вернула мне портсигар, и я сунул его обратно в карман Марриотту. Похоже, можно было ставить точку. Содержимое карманов свидетельствовало лишь о том, что в них не рылись.

Я поднялся и заглянул в свой бумажник. Пять двадцаток были на месте.

— Высокого полета птица, — сказал я. — Берет только большой куш.

Луч фонарика был направлен вниз. Я спрятал бумажник, убрал свой тонкий фонарик и внезапно рванулся к маленькому пистолету, который девушка держала в одной руке с фонариком. Пистолет оказался у меня, но фонарик упал на землю. Девушка торопливо отступила, я нагнулся и поднял его. Осветил на миг ей лицо, потом выключил.

— Применять силу было незачем, — сказала девушка, запустив руки в карманы длинного грубого плаща с расширенными плечами. — Я вовсе не думала, что его убили вы.

Мне нравилось холодное спокойствие ее голоса. Нравилась ее смелость. С минуту мы стояли в темноте лицом к лицу, не говоря ни слова. Мне были видны лишь кусты и зарево в небе.

Я осветил девушку фонариком, и она замигала. У нее было маленькое, приятное, живое лицо с большими глазами. Худощавое, безупречных, словно кремонская скрипка, очертаний. Очень милое лицо.

— У вас рыжие волосы, — сказал я. — Вы похожи на ирландку.

— И фамилия моя Риордан. Ну и что? Уберите свет. Волосы не рыжие, они каштановые.

Я убрал свет.

— А как вас зовут?

— Анна. Только не зовите меня Анни.

— Чего ради вы сюда заехали?

— Вечерами я иногда выезжаю покататься. Просто не сидится дома. Живу я одна. Отец с матерью скончались. Окрестности эти я изучила как свои пять пальцев. Проезжая, я заметила, что в лощине кто-то светит фонариком. Для парочек вроде бы слишком прохладно, и фонариков они не зажигают, так ведь?

— Я не зажигал. Вы очень рискуете, мисс Риордан.

— Кажется, я сказала вам то же самое. У меня был пистолет. Я не боялась. Закон не запрещает спускаться туда.