Вечный странник, или Падение Константинополя

Оказавшись в Медине, мог ли паломник пренебречь поклонением, если не слезами в мечети аль-Куба, извечно священного для всякого мусульманина, первого места публичного богослужения в исламе? Наконец, не забудем, что год, о котором мы пишем, относится к периоду, когда людей, чтящих Коран и почитающих Мекку, было много больше, чем теперь. И вот сейчас, взирая на эту процессию, столь многолюдную, пеструю, разнообразную, не всегда управляемую, подле своего шатра на холме сидел индийский князь. Задолго до того, как это зрелище развернулось перед ним, о его приближении возвестил пыльный столб, отчасти подобный тому, что предварял толпу израильтян в дикой пустыне во время Исхода. Вскоре после разговора с эмиром князь, глядя на это пылевое облако, сначала увидел на востоке темную полосу, подобную тонкой нити.

Полоса не дробилась на части; нельзя было различить, двигалась ли она и насколько распространялась в глубину. Звук, долетавший оттуда, напоминал шелест и свист ветра. Поначалу монолитная, полоса вскоре распалась на неравные участки, и стало видно расстояние между ними; одновременно с этим шум превратился в энергичные, но пока нечленораздельные голоса бесчисленного скопления людей. Затем участки разбились на группы, одни больше, другие меньше; потом стало можно различить отдельные фигуры; наконец то, что казалось сплошной полосой, растеклось в поражающую воображение массу — не имеющую ни центра, ни флангов, но только неизмеримую глубину.

Паломники даже не пытались придерживаться дороги; превратив шествие в гонку, они разбегались направо и налево по всей местности; каждый выискивал ближний путь, порой успешно, порой нет; в результате возникла невообразимая мешанина. Сама неровность ландшафта способствовала неразберихе. Какая-нибудь группа на миг возникала на возвышенности — и тут же исчезала в ложбине. Только что на ровной местности были видны тысячи паломников — и внезапно, словно проваливаясь, они спускались все ниже, ниже, и вместо них оставался только столб пыли или путник-одиночка.

Наконец стремительный поток настолько вышел из берегов, что в поле зрения оказались уже отдельные точки, и взгляд наблюдателя вынужденно перемещался от объекта к объекту. Вот тогда стало заметно, что в массу входили животные и люди: тут лошади, там верблюды — с верховыми и без, с поклажей и без; напрягаясь из последних сил, они стремятся вперед, подгоняемые кто криком, кто тыком, — вперед ради жизни, вперед между «двумя утехами»: впереди их манило Блаженство, а позади щетинилось копьями Отчаяние.

Наконец поток достиг восточной границы долины. Тут, казалось бы, пришедшие первыми, счастливые победители, отдохнут или без спешки выберут из множества участки по своему вкусу, но нет — расплатой, сопутствующей триумфу, был страх оказаться затоптанным тысячами спешащих следом. Продолжение пути обеспечивало безопасность — и они двигались дальше.

До сего времени зрелище имело вид общей панорамы, но теперь взгляду стали доступны отдельные подробности, и, сколь ни привычны были для князя пышные зрелища, он воскликнул:

— Это не люди — это демоны спасаются от гнева Божьего! — И он невольно подошел ближе к самому краю обрыва.

Местность, казалось, была до отказа забита верблюдами — не теми терпеливыми животными, которых мы привыкли называть этим именем, для которых приручение означает дурное обхождение и муки, медлительными носильщиками тяжестей, всегда взывающими к нашему сочувствию, всегда по виду усталыми, голодными, сонными, изможденными, ищущими только места, чтобы скинуть свой груз, каков бы он ни был, а потом лечь и умереть; нет, то были верблюды буйные, мятежные, бунтующие в ярости и страхе, издающие неописуемые вопли и бегущие изо всех сил, — армия верблюдов, стремительно несущая громадные тела, словно охваченная слепой паникой. Они двигались поодиночке и вереницами, а то и целым стадом. Более медлительные, и те, что уклонялись вправо и влево от прямого курса, и те, что замедляли бег в нерешительности перед спуском, быстро отставали или терялись из виду, так что состав постоянно менялся. Раскачивание и тряска грузов и свертков на спинах у животных, развевающиеся завесы, шали всех форм и расцветок придавали зрелищу характер забавных и ярких контрастов. Иногда зритель на холме был склонен смеяться, иногда восхищаться, а порой и вздрагивать при виде явной опасности. Снова и снова среди быстрой смены чувств он повторял:

— Это не люди, это демоны, бегущие от гнева Божьего!