Вечный странник, или Падение Константинополя

По ходу этого разговора к грабителям присоединился человек в окровавленной феске; протолкавшись ближе, он услышал имя эмира, передававшееся из уст в уста.

— Эмир Мирза! Я его знаю, братья. Он командовал караваном и охранял махмалы в тот год, когда я совершил хадж… В сторону, дайте взглянуть. — Быстро осмотревшись, незнакомец продолжил: — Воистину, ибо нет другого Бога, кроме Аллаха, это он. Я стоял с ним рядом у святейшего угла Каабы, когда он упал наземь, сраженный чумой. Я видел, как он поцеловал Черный камень и благодаря этому поцелую остался жив… В сторону, ибо если вы прикоснетесь к нему или к находящимся под его охраной и сможете уйти от его клинка, вам не уйти от гнева падишаха, у которого он — первый меч, как Халид был первым мечом Пророка — да славится имя его!.. Твою руку, отважный эмир!

И он поцеловал руку графа.

— Встань, сын своего отца, — обратился к нему Корти, — и, когда наш повелитель султан Магомет обустроит свой двор и гарем, отыщи меня там, ты будешь награжден.

Говоривший некоторое время оставался рядом, хотя графа и оставили в покое; смотрел он не на княжну, а на Лаэль, жавшуюся к Ирине. Его не интересовало, что творится вокруг, взор его притягивала одна юная еврейка. В конце концов, вскинув повыше плащ из овечьей шкуры, он обратился к графу со следующими словами:

— Эти женщины не для гарема. Это я понял, о Мирза. Когда султан Магомет обустроит свой двор, сообщи вон той маленькой еврейке, что ее отец, индийский князь, велел тебе передать ей свою вечную любовь.

Эти слова поразили графа Корти до немоты — и с ними Вечный жид исчез с его глаз, как исчезает теперь и из нашего повествования.

Тем временем в алтарной части продолжался отбор пленников, пока из всех не остались только те, на кого никто не позарился.

Прошло долгое время — княжна Ирина сидела, накрывшись покрывалом, пытаясь отрешиться от творившихся вокруг нее ужасов. Ее приближенные жались к трону и друг к дружке — с виду они были как мертвые. Но вот в притворе загремела музыка — барабаны, цимбалы и рога выводили победную мелодию. Четверо гонцов — стройные юноши в коротких безрукавках поверх белых рубах и в желтых шелковых шароварах, босые, с непокрытыми головами — легко вступили в центральный неф и, помахивая жезлами, увенчанными серебряными шариками, вскричали пронзительно и протяжно:

— Повелитель Магомет! Магомет, султан султанов!

Грабители бросили свои омерзительные дела, а жертвы, в которых, разумеется, затеплилась надежда на избавление, перестали стенать и вырываться; лишь самые маленькие дети да раненые и страждущие продолжали оглашать храм своими воплями.

После этого внутрь вступили пятеро герольдов. Остановившись, они выдули победоносный мотив, и при этом тысячи глаз, еще не ослепленных горем, повернулись в их сторону.

И явился Магомет!

Ангел лжемонахов не стал для него помехой!

Когда бой в гавани завершился и султану донесли, что город в его власти, Магомет отдал приказ расчистить ворота Святого Романа для всадников и, проявив тонкую дипломатию, призвал пашей и других военачальников в свой шатер; ему хотелось, чтобы они стали свидетелями того, как он получает награду, путь к которой ему проложила их отвага. И вот, с такой свитою за спиной, с эскортом из конных силихдаров и с гонцами и музыкантами впереди, он с триумфом въехал в Константинополь, миновав развалины башен Багдадской и Святого Романа.

Магомет испытывал беспокойное нетерпение. Не понимая, что его томит страсть к греческой княжне, приближенные объясняли его поведение юностью и величием его свершений. Когда кортеж въезжал в ворота Святого Романа, было также отмечено, что султан даже не обратил внимания на свидетельства бушевавшей там недавно схватки. Провожатым он отдал единственный приказ:

— Отведите меня в дом, который гяуры называют «Славой Господа».

— В Святую Софию, повелитель?

— В Святую Софию — и пусть гонцы поспешат.

Шейх-уль-ислам остался доволен.

— Внемлите! — обратился он к сопровождавшим его дервишам. — Султан Магомет намерен превратить храмы Христа в мечети еще до того, как воссядет в одном из дворцов. Прежде всего он воздает почести Богу и Пророку.

Они послушно откликнулись:

— Велик Бог и Пророк его! Велик Магомет, вершащий завоевания его именем!

Общественные здания, мимо которых они проезжали, — храмы, дворцы, а в особенности высокий акведук — вызвали восхищение султана, однако он не замедлил стремительной рыси: его громогласная кавалькада, не снижая темпа, проследовала до самого Ипподрома.

— А это что еще за дьявольское изобретение? — осведомился он, останавливаясь возле Змеиной колонны. — Сие мне повелевает Пророк! — И, взмахнув булавой, он снес нижнюю челюсть одному из питонов.

Дервиши вновь возопили:

— Велик Магомет, слуга Аллаха!

Султан повелел, чтобы его препроводили к восточной стене Святой Софии, и проводники повели его мимо части Буколеона. При виде просторных зданий, несравненных колоннад и карнизов, лишенных куполов построек из мрамора и порфира он второй раз остановился и, подумав о суетности человеческого тщеславия, произнес: