Но помимо всего этого есть проблема, связанная только с его профсоюзом; проблема, угрожающая только наборщикам. В обозримом будущем газеты в любом случае должны будут печататься, и для этого будут нужны люди, которые будут управлять печатным прессом. Пусть и не пятьсот с лишним человек, которым, как уверяет Пат, он платит пособие. Да, там на половине конвертов стоят имена вроде «М. Маус» и «Д. Дак», думает Алек, и его губы наборщика кривятся от того, насколько НАЦОП не гнушается ничем. Но где-то на верхних этажах руководство уже закупило и установило автоматизированную систему фотонабора. Там есть клавиатуры, позволяющие набрать в печать сразу целую страницу, а не отдельные строки. И никаких отливных форм или тарахтящих машин времен королевы Виктории. Профсоюз стоит на том, что никто не против пересесть из душных наборных за тихие, чистенькие мониторы, но только если за этими мониторами будут сидеть именно члены профсоюза. Но руководство, вполне закономерно, обратило внимание на то, что в таком случае наборщики будут просто перепечатывать то, что уже напечатали журналисты. Можно посадить за клавиатуру журналистов, дать им доступ к «прямому вводу» и одним росчерком пера (а если точнее, нажатием клавиши) избавиться от наборщиков. Избавиться от ремесла, которое восемьдесят лет неплохо кормило рабочих. Избавиться от отца Алека и от его деда. Избавиться от самого Алека. Вот чем грозит победа руководства. Вот что они пытаются протащить. Разумеется, не все сразу, они понимают, что им это не удастся. Начать с крохотных лазеек, подточить плотину, обрезать края. Может, вы согласитесь, чтобы девушки напрямую набирали рекламные объявления? Только рекламные объявления! Может, вы согласитесь, чтобы кто-нибудь из вашего профсоюза последил за тем, как один журналист будет набирать текст? Только в качестве эксперимента! До сих пор эти прощупывания в поиске слабых мест не увенчивались успехом. Лес Диксон, президент профсоюза наборщиков, добросовестно приходит на Грейс-инн-роуд каждую неделю, чтобы отчитаться, и его слова звучат так, будто они с легкостью смогут сохранить позиции; будто старшие сержанты профсоюза на верхних этажах имеют влияние на офицеров. (Во время войны Диксон и правда был старшим сержантом Королевской военной полиции, в то время как Мармадюк Хасси был капитаном Гренадерского гвардейского полка.) Может быть, думает Алек. Может быть. «Миррор» и «Гардиан» же согласились, чтобы за фотонабор отвечали члены профсоюза. Но наедине с оглушительной меланхолией здания, облицованного мрачной коричневой плиткой, сложно не предаваться меланхолии самому. Возле этого перекрытого входа в мертвое здание так и витает ужасающая мысль о том, что его двадцатилетний путь наборщика может в конце концов оказаться дорогой в никуда.
– Все в порядке, парни? – только и успевает спросить Алек, как парень с бакенбардами, недавно закончивший обучение и переведенный в «Таймс» прямо перед локаутом, чье имя ему никак не удается запомнить, начинает тыкать во что-то у Алека за спиной.
– Эй-эй-эй! – кричит он.
Алек оборачивается и видит, как какая-то фигура катится через дорогу к опустевшему входу. Сходство с шаром для боулинга, конечно, приблизительное, но траектория очень четкая.
– Пойти с вами? Ну, для моральной поддержки? – спрашивает парнишка.
– Нет-нет! – кричит Алек на ходу. – Я его знаю. Один на один шансов больше.