Вечный свет

Так. Надо ловить, пока клюет. Тени удлинились и накрыли все сумеречным покрывалом, упразднив золотой блеск по краям листвы; небо стало темно-фиолетовым, а огни города засияли ярче. Подключить звукосниматель. Протянуть конец ленты из новой бобины через головки к принимающей кассете. Немного промотать вперед. Щелк щелк щелкщелкщелк. Обнулить таймер. Включить первую дорожку и проверить, как работают иглы на паре аккордов. Убедиться, что вторая, третья и четвертая дорожка отключены. Нажать комбинацию кнопок, чтобы перейти в режим записи и зажать «Паузу». Вдох-выдох и… Отпустить «Паузу». Сладкий, меланхоличный звон А-минор плывет над темными лопастями кактусов и смолистыми звездочками на сосновых ветках. Той частью сознания, которая не концентрируется на том, чтобы максимально точно перебирать струны, она замечает, насколько неотвратимо звучит эта мелодия: как осознанно, как продуманно – эта мелодия, которую она собирала из бог знает откуда взявшихся фрагментов, бог знает как. Отдельные фрагменты песни нужно усилить. В противном случае при переходе получится каша. А если нужно усилить то, что уже звучит сильно, сначала нужно это ослабить, смягчить ненадолго. Что она и делает. Она играет гитарную партию и очень ей довольна, но тут ей в голову приходит идея, и она перезаписывает ее, на этот раз добавив немного реверберации. Да, теперь хорошо. И хотя она играет в комнате с распахнутыми стеклянными дверьми, выходящей на террасу, перебор стальных струн словно звучит в месте куда большем и пустынном, отражаясь коротким эхом от далеких поверхностей. Возможно, название песни придет из воспоминаний, из того, чего больше нет. Вот так нарастает чувство, облеченное в мелодию, объединяя мысль и звук.

Если бы это была настоящая студийная запись, а не домашняя импровизация, она бы написала партию для басов и для одиноко звучащего синтезатора. Но здесь только она и ее четырехтрековый рекордер, и там есть место только для гитары. Она хочет использовать три другие дорожки для вокала. Вот с ним-то придется повозиться, вот где надо будет передать всю палитру настроений. У нее уже есть идея. Не целиком – часть ее все еще не оформлена, недоступна и будет недосягаема, пока она не услышит мелодию целиком. Нежный вокал на двух дорожках, ее дуэт с ней же, звучащий с небольшим отставанием, чтобы эхо усилило песню, подчеркнуло тоскливую пустоту. На последней же дорожке она подпоет сама себе. Хор трех Джо: две впереди, лицом друг к другу, а третья подвывает поодаль. Дуу-уу, юуу-уу, йей-йей. Все так, как хочет она сама.

Тем временем земля уже совсем почернела, а небо вдалеке, цвета индиго, прозрачное, кинематографичное, словно беззастенчиво ждет, когда засияют прожекторы и зазвучат литавры. (В этом и есть самая главная проблема жизни на Голливудских холмах. Реальность так и тянет в сторону клише, особенно когда сумерки сглаживают дневной налет Лос-Анджелеса, украшая многочисленные одноэтажные шлакоблоковые здания винотек и поручительских фирм светом фонарей и сиянием неба.) Она смотрит на часы. Нет времени этим заниматься. Но есть время начать. Если она поторопится. И если сможет не дать этой поспешности проявиться в собственном голосе.

Вторая дорожка. Подключить микрофон. Достать блокнот, где она начала набрасывать и зачеркивать слова песни. В свете мигающих лампочек рекордера ей едва удается разглядеть, что там написано, но поблизости обязательно должна быть бумага, даже если слова она берет в основном из памяти. Еще одна кристаллизация, еще одна дверь, ведущая к тому, что только начало оформляться. Распеться без записи под гитарный трек, чтобы определить высоту. Вот так пойдет. Не забыть нажать кнопку «Синхр», чтобы между фонограммой и голосом не закралась случайная рассинхронизация в одну двенадцатую секунды. Ошибка в данном случае будет не просто невинной игрой со временем, а, скорее, столкновением мизинца с временным откосом. Вдох-выдох. Постараться отогнать все ночные тревоги и поймать серый, серебристый и коричневый – мелодию тоски по тому, что ушло; ощущение удаленности всего, чему ты дашь имя. Снова становится жарко, словно с уходом солнечного света все воздушные потоки на холмах замерли. Лос-анджелесская ночь наступает. Джо отпускает «Паузу» и подает голос: тихий, лишенный надежды, летящий прямо в жаркую темноту.

Любовь, что мы не познали,
Росток, что не загубили,
Может стать деревом с живыми цветами.

В следующий раз повезет,

Больше беда не придет,
И не лопнет та нить между нами.