Вечный свет

Вечер кажется многообещающим: они собираются на концерт в Камден. Группа белых, сочувствующих скинхедам парней, исполняющих симпатичную скинхедам музыку. (Это значит ска; это значит ямайскую музыку; это значит, что ненавистные негритосы им в какой-то извращенной степени даже нравятся; по крайней мере, за их способность подарить миру Принца Бастера, Байрона Ли и Скаталитов[42]. Но не настолько, чтобы как-то изменить их отношение.) Вылазка в чужой Камден-Таун, куча незнакомцев, пинта или три. Да, там определенно есть возможность благополучно удовлетворить Майка.

В метро по пути на север они занимают весь последний вагон. Пики с парнями стоят в дверях, раскинув руки, и скалятся, следят за тем, чтобы туда точно никто не зашел. Но Майк выглядит подавленно. Он даже не присоединяется к остальным, когда на станции «Камден» те замечают гея, спускающегося на эскалаторе, в то время как они поднимаются на поверхность. Они скачут вниз, прыгают через ступеньки в надежде перекрыть жертве путь, но парень исчезает из виду до того, как они успевают спуститься. Майк же в это время просто стоит и смотрит под ноги, стиснув челюсти. «Голова так и болит, милый?» – спрашивает она. «Нет!» – яростно отвечает он, словно один этот вопрос уже сам по себе предательство.

Пинта выручает. Вторая выручает еще сильнее. Когда они приходят в клуб, Майк уже почти беспечен. Внутри так много скинхедов: члены Британского движения, Национальной гвардии и просто примазавшиеся со всего Лондона, что все это напоминает сходку кланов. Ботинки, подтяжки, фетровые шляпы, рубашки и пальто «Фред Перри», насколько хватает глаз. Свет софитов мерцает на сотнях голых мужских черепов, сталкивающихся и перемешивающихся, как белые хлебные крошки или как консервированные фасолины в банке. («А вот тебе скинхеды на плоту», – говорит Вэл, когда делает ему тост с бобами к чаю, а он каждый раз улыбается.) Они все одинаковые или почти одинаковые, и это забавно. Тут и там кто-то в кого-то врезается или старается покрасоваться – бексфордские парни двигаются фалангой, с Майком на острие – но неизбежные столкновения скорее радостные, словно каждый с достоинством решил не замечать, когда кто-то начинает теснить его с боков. Это стойка для своих, вражеской тут нет; тут только «Мы» и никаких «Их», которых можно ненавидеть. Здесь явно становится заметно, что все скинхеды отчасти большие дети – весь зал в одночасье словно заполонили высокие девятилетние мальчишки (не считая таких исключений, как Вэл, пристроенная у огнетушителя), собравшиеся, чтобы повеселиться. В потоке и толчее взгляд Вэл периодически выхватывает Майка, который гарцует, сняв футболку; как всегда, неотразимый в движении и в кои-то веки почти безобидный, наслаждающийся чистыми, отточенными маневрами. Может быть, в кои-то веки этого будет достаточно. Может быть, это приятно проведенное время, без рассеченной кожи, заманит чудовище в спальню?

Но затем появляется группа разогрева, и выясняется, что у них черный солист. Для концертного тура по стране, из которого только что вернулись хедлайнеры, это было совершенно нормально, но для этой аудитории солист оказывается пресловутой красной тряпкой. В мгновение ока агрессия возвращается в повестку. Они не дадут им играть. Они кричат, они улюлюкают, они рычат, они кидают банки и бутылки. Группа поддержки покидает сцену, а к микрофону выходит сам Натти Бой, солист хедлайнеров.

– Ну же, ребята, – говорит он, обращаясь к толпе, – дайте им шанс. Они крутые. – Когда это не срабатывает, он добавляет: – Ну же, я знаю, что вы не такие.

Но когда и это не срабатывает, он явно выходит из себя. Другие музыканты тоже пытаются. «Вы же здесь, чтобы развлечься, а не заниматься политикой, разве нет?» – говорит парень, который обычно приплясывает у края сцены, оголив грудь. «Мы не будем играть, пока они не сыграют», – в конце концов говорит саксофонист, и его слова делают свое дело. По залу проносится стон, толпа раскалывается, и вдруг становится очевидно, что, если отделить обывателей и тех скинов, которых в первую очередь интересует именно музыка, – нацистов в зале отнюдь не большинство. Вэл видит, как Майк крутит головой из стороны в сторону и обнаруживает, что его окружают вовсе не чистокровные братья. Музыканты возвращаются на сцену, и на этот раз протестные выкрики уже недостаточно громкие, чтобы обращать на них внимание; на этот раз, когда начинает звучать первая песня, большинство принимается вежливо пританцовывать, а всех остальных попросту заглушают басы.

Майк не танцует. Он просто стоит там и мрачно пялится на сцену. Он остается неподвижен, и когда появляются хедлайнеры, а зал взвивается от первых саксофонных аккордов песни «На шаг впереди». Теперь он за гребнем волны всеобщего веселья, качающей толпу. Теперь он просто часть мелкого кислого сопротивления, зигующей горстки несогласных на периферии всеобщей радости.