Вечный всадник

Костерчане пылко обсуждали эти события, и только старожилы города — и в основном еще бодрые, не охваченные инфарктами и стенокардией старички — заметили, что именно в этот день в Костерах появился странный человек лет сорока пяти, с громадным лбом, переходящим в элегантную, возможно даже столичную, лысину. На плече у человека сидел попугай, обученный русскому языку и без акцента повторяющий каждые три-четыре минуты одну и ту же фразу: «Хочу пива!»

Человек вышел из гостиницы и направился по центральной улице к базару. За ним шествовали ребятишки в надежде, что попугай выкрикнет еще что-нибудь не менее оригинальное. А любители пива с пониманием глядели на попугая и вздыхали:

— Птица, а ведь тоже хочет!

Слух о попугае, громогласно требующем пива, расстроил директора Костерского потребсоюза, еще два года назад обещавшего открыть пивной бар на месте забегаловки, где торговали винным зельем, от которого воротило самых заядлых потребителей спиртного.

Человек прошел мимо забегаловки, мимо базара, спустился к Стере, продолжил путь по прибрежной улице, поднялся к парку и через пятачок вернулся в гостиницу, где его уже поджидал корреспондент из стенгазеты потребсоюза. Он представился журналистом, с бывалым видом открыл блокнот и задал первый вопрос:

— Нас интересует цель вашего визита в Костеры. Скажите о ней, пожалуйста, если это возможно.

— Возможно, — ответил человек, — я приехал сюда исключительно по личным мотивам.

— По каким мотивам? Если не секрет?

— Не секрет. В вашем городе жила девушка, которую я очень любил.

— Имя? Фамилия? Может, я знаю?

— Звали ее Таня. Фамилия ни к чему. Я просто хочу увидеть ее родной город, узнать условия жизни, в которых она провела юность.

— Простите, а попугай имеет какое-нибудь отношение к вашему приезду?

— Нет. Попка всегда со мной.

— Ваша птичка, видимо, очень любит пиво. И наш потребсоюз приготовил ей презент — ящик чешского пива! Пусть напьется вдоволь. Успокоится.

— Спасибо, мой попугай пьет только воду. Большим любителем пива был его прежний хозяин.

— Теперь все понятно. А мы думали…

— Чего вы думали?

— Мы удивлялись, что ваш попугай заклинился на пиве. Может, он хочет еще что-нибудь?

— Хочет.

— Что? Пусть говорит сейчас.

— Не надо. Он устал за день.

— А все-таки пусть скажет. Хотя бы лично для меня. Я не буду записывать.

— Он ничего больше не скажет. Он устал.

— Спасибо! Извините за визит! — попятился к двери корреспондент газеты и осторожно покинул номер.

На следующий день в магазине торговали чешским пивом, финским сахаром и индийскими коврами. А вечером человек с попугаем уехал из Костер. И больше там не случалось ничего подобного. Ни через неделю, ни через две.

И тогда старожилы решили, что в Костеры приезжал волшебник. И только самый опытный из них утверждал, что это был не волшебник, а начальник.

— Кто бы он ни был — не играет особой роли, — сказал другой старожил. — Лишь бы еще приехал!

— Приедет, — сказал самый опытный старожил. — Я слыхал, что его зазнобу звали Татьяной. И если это та Татьяна, которую я знаю, то наверняка приедет!

Но прошли месяцы, годы, а человек с попугаем в Костерах не появлялся.

— Гостиница у нас плохая, — объяснял костерчанам самый опытный старожил. — Вот и не едет к нам начальство. А когда приезжало, хорошо было!

— Да, — вздыхали старики, — было время! Зато о нас в газетах часто пишут, мол, делаем мы не просто шкатулки, а форменные чудеса! Весь мир удивляем!

— Это правда, — довольно улыбались костерчане. — Но хорошо было бы, если бы и нам хоть изредка чудеса подбрасывали. Хотя бы то же пиво! Ух и крепкое было, забористое!

О невиданном чуде еще долго помнили в Костерах, но постепенно стали забывать. Городок зажил прежней жизнью. Зимой в Костерах под тяжелыми снежными шапками дремали уютные домики, до пяти вечера работала фабрика, до семи шумели столовые, до десяти горели огни в клубе, между одиннадцатью и двенадцатью часами гасли экраны телевизоров, холод сковывал Стеру, как бы крепкими вожжами придерживая бег жизни. А летом городок оживал, расцветали сады, радовала глаз прозрачная речка, до поздней ночи бродили по улочкам влюбленные и просто взволнованные от необычного состояния раскованности разогретые теплом люди, головы пьянил свежий воздух и необъяснимо сладкое чувство простора, в бешеных ритмах и звуках беспечно надрывались транзисторы, проигрыватели, магнитофоны, и наперекор им, не так громко, но до боли задушевно пела у воды чья-то гармонь: «Ох, Костеры мои вы, Костеры, растревожили сердце мое!»

ЦЫГАН ЛЯЛЯ