Вечный Жид

На этой фразе пришлось прерваться: позвонил Саша Гайдук, офицер-ракетчик, с которым связывала Станислава Гагарина многолетняя дружба. Говорили о возможности уже в этом году поставить Папе Стиву домишко на участке, который получил в Дорохове Николай Юсов, последний утром того же дня дал полное д о б р о выделить тестю кусочек землицы соток эдак в полдюжины.

Потом случился ужин, писатель звонил главному редактору Галине Поповой и технологу Вере Здановской, памятуя о  п р о щ е н н о м воскресенье, убеждал их не держать на него сердца за возможно причиненные им обиды.

Уже в двадцать один час набрал номер Татьяны Павловой, помощницы председателя, наметил программу на завтра, а затем рассказал ей, что именно написал в романе про з а в и с т ь, снова посетовал на полное отсутствие каких-либо факторов, по его разумению, из которых сочинителю можно было бы завидовать.

— Неужели вы не понимаете, Станислав Семенович! — воскликнула Татьяна. — Вам завидуют уже потому, что вы всегда и всюду индивидуальны…

И Папа Стив не в состоянии был скрыть восхищения ответом.

«Увы, — вздохнул председатель, записывая эти строки, — слаб я на похвалу, и ничто человеческое мне не чуждо. Опять же — хвалили в жизни меня не часто…»

…Сочинитель напряг слух. Поначалу ничего, кроме свистящего ш и п а пламени, бьющего из съедающего металл резака, Станислав Гагарин не расслышал. Затем возник посторонний звук. Новый шум был непонятен, но вскоре председатель натурально определил: по шахте лифта перемещается кабина.

Остановилась кабина именно там, где ждали ее узники странного бункера, едва не ставшего для них смертельной ловушкой.

Створки распахнулись, и перед вождем, Кун-фу, Магометом и Станиславом Гагариным предстал улыбающийся Иисус Христос. За ним угадывалась некая стертая фигура в синем о м о н о в с к о м спецкостюме, бледное лицо с надвинутым на глаза краповым беретом.

— Побыстрее, товарищи, побыстрее, — поторопил растерявшихся несколько друзей галилеянин, гостеприимным жестом приглашая их в замершую кабину.

Вшестером в кабине было тесновато.

— Потянет ли? — усомнился Станислав Гагарин.

— Едем вниз, — ответил Иисус Христос и нажал кнопку.

Лифт стремительно ухнул, будто полетел в пропасть, не удерживаемый тросами.

— Не извольте беспокоиться, товарищи, — подал голос зажатый в угол Конфуцием и Магометом краповый берет, — Техника у нас на грани фантастики, не подведет.

— Полковник Мандюкевич, — представил подавшего голос о м о н о в ц а Иисус Христос. — Начальник спецтюрьмы… Наш человек!

«Ни хрена себе хрена, — подумал Станислав Гагарин, нимало не беспокоясь, что мысли его прочтут товарищи. — Из огня да в полымя! Надеюсь, партайгеноссе Христос знает, что делает…»

Лифт тем временем, обреченно пролетев несколько уровней, резко встал на неизвестном горизонте.

Первыми, кого узрели обитатели спасительной кабины, были два рослых мордоворота. Они держали автоматы на изготовку, направив стволы на возникших перед ними людей. Физиономии их были искажены сиюминутным намерением стрелять и смягчились не прежде, чем они увидели среди прибывших собственного шефа.

— Вольно, — сказал им шеф. — Эти со мной…

Вторую парочку автоматчиков они увидели за другой дверью, а потом обнаруживали их через каждые двадцать метров, когда обходили новое хозяйство, открытое ими в московской подземной галактике.

— Пожалуйте в мой кабинет, — любезно предложил полковник Мандюкевич, когда сопровождаемая им группа добралась до решетчатой двери, охраняемой неизменной парочкой ц е р б е р о в. — Имеется голландское пиво и  р ы б е ц  к нему, прямо из Цимлянского завезенный…

— С рыбцом погодим, полковник, — прервал Мандюкевича товарищ Сталин. — На выход спешим, понимаешь, дело есть на поверхности.

— Но позволить короткую экскурсию мы себе можем, — мягким тоном вклинился Иисус Христос. — И нам любопытно, и писателю для истории необходимо…

— А допуск у товарища имеется? — подозрительно глянул на Папу Стива м а н д ю к е в и ч  в берете.

— У товарища, как в Греции, — все имеется, — заверил полковника вождь.

…Подземная тюрьма ничем особенным от тех, что на поверхности, не отличалась. Разве что находилась глубоко под землей — по прикидке штурмана никак не менее чем на двести метров — и бежать из нее было куда сложнее.

Камеры, камеры, камеры…

Лишь одной стороной — вместе с дверью — выходили они к миру зарешеченным пространством. Копать вниз — не имело смысла, разве что тому, кто поставил задачу добраться до центра Земли. Вверх — не совладать с двухсотметровой толщей. В стороны — шансов на успех не больше… Даже и выберешься если неким чудом через дверь — куда ты пойдешь бесчисленными коридорами и туннелями московской преисподней?

Были камеры — одиночки с унитазом и умывальником, были двойняшки для житья с напарником, на четверых узников, шестиместные, а также двадцати- и сорокаместные с о р т и р о в к и, как назвал их тюремный Вергилий, полковник Мандюкевич.