Вечный зов

– Ой! – воскликнула Лена, останавливаясь.

Все были обуты в сапоги, в руках у каждого палка. Андрей шевельнул своей палкой засохшую змеиную шкуру.

– Мразь какая, а тоже что-то хотела... Напиться, что ли, она хотела из речки?

– Не знаю. Змеи, по-моему, не пьют, – ответил Дмитрий, – но влага зачем-то им нужна. Я видел, как однажды змея выползла отсюда, сползла к речке, поплавала немного, снова выползла вот на эту плоскую плиту. День был жаркий, камень горячий, змея до вечера лежала тут, грелась и смотрела на меня...

– На вас?

– Да, Лена. Я вот на том камне сидел, а она на этом, – показал Дмитрий палкой. – И мне казалось, что она все время пристально смотрит на меня. Потом она медленно уползла в ущелье...

– Я... боюсь туда, – проговорила девушка, зябко пожав плечами.

– Да, пожалуй, и не надо, не к чему, – сказала жена Андрея. – Наташенька, не надо туда.

Наташа кивнула, соглашаясь. Но Лена тут же добавила:

– Боюсь, но пойду. Бабушка мне говорила, что дядя моего отца, Антон Силантьевич Савельев, здесь укрывался от жандармов, когда с каторги бежал... И мне интересно.

– Здесь? – повернулась к Андрею жена.

– Да, – ответил он.

– Тогда посмотрим все-таки. Осторожненько.

– Давайте, – чуть улыбнулся Дмитрий. – Я тут бывал, поэтому буду проводником. Идите за мной и слушайтесь меня.

Внимательно глядя под ноги, он двинулся между скал, за ним остальные. Через несколько шагов открылся весь распадок, щедро залитый солнцем, буйно заросший никогда и никем не тревоженной растительностью. Высокие, в рост человека почти, травы, с сочной листвой деревья – боярышник, калина, черемуха... Сразу справа начинались заросли малины, огромные красные ягоды аж пригибали ветви.

– Ой! Давайте попробуем! – невольно воскликнула Лена.

– Не сметь! – вскрикнул немедленно Дмитрий. – Станьте все вот здесь, возле меня.

Когда все подошли к нему, он сказал:

– Где-то здесь и укрывался дядя Антон. Где – я не знаю.

Некоторое время все оглядывали ущелье, по виду ничем не отличавшееся от других подобных горных распадков, разве лишь травы да деревья погуще.

– И все-таки здесь теперь, может, не так уж много гадюк? – проговорила Лена.

– Да? Ну, тогда смотри... – сказал Дмитрий. – Никому с места не сходить!

Он, обходя кусты, двинулся в сторону малинника, внимательно, как и прежде, глядя под ноги. Буквально через несколько шагов взмахнул палкой, раза три-четыре ударил по земле, раздавил что-то каблуком. Затем поддел палкой длинную, еще извивающуюся плеть.

– Вот... Сейчас еще...

– Дмитрий, хватит! – воскликнул Андрей.

Закричали и другие, требуя вернуться. Дмитрий долго просить себя не заставил.

– Тут их, тварей этих, на каждом шагу... Клубками вьются. Давайте обратно. И след в след за мной как раньше.

Когда вышли из ущелья на дорогу, Наташа облегченно вздохнула:

– Уф! Я слышала, но все-таки не верила, что такое бывает на земле...

• • •

В доме Анны было тесно и весело от голосов, от говора и смеха, и она, вернувшаяся из Норвегии молчаливой и подавленной, потихоньку отходила, улыбка все чаще трогала ее иссохшие давно губы.

Еще в поезде Ленинград – Новосибирск Андрей, стоя в коридоре, сказал брату:

– Наверное, зря я всполошил всех на эту поездку. Что мы узнали? Ничего. И неизвестно, кто лежит под тем камнем. Маме все это, видишь, очень тяжело.

– Да, ей не легко, – кивнул, глядя в окно, Дмитрий. – И неизвестно...

– Слишком уж разительна перемена в поведении этого «русского Савелия» после того, как он оказался в норвежской партизанской группе, – проговорил Андрей. – Разве он похож на того, который организовал побег военнопленных с немецкой баржи? Тот, я поверил было, наш Семка... Тот, оказавшись у партизан, встряхнул бы их от спячки в своих горах, наладил бы связь с другими группами, они начали бы активные действия. А этот диверсант-одиночка какой-то. Но больше сидел, молчал...

– Да, это конечно, – произнес Дмитрий раздумчиво. – Но это, такая перемена в нем, могло быть и следствием ранения. И мало ли еще почему... И я, знаешь, думаю, что это все-таки наш Семен. И Наташа верит, и мать.

– Да?

– Я в Ленинграде еще слышал, как мама и Наташа, обнявшись, плакали в твоей квартире. «Это он, он, Семушка наш с тобой!» – говорила ей мать.

– А она?

– «Конечно... – говорит. – Я так рада, что хоть его следы отыскались...»

– Ну что ж, если так, то... очень хорошо, – сказал Андрей.

Анна отходила, становилась прежней, а дни летели, как птицы, скоро Андрею с женой надо было уезжать.

– Как мне хорошо, детки, с вами, – сказала она однажды утром, накануне их отъезда, обняв Раису и Наташу. – Сейчас и я, как Димушка, тоже будто слышу, как соловьи росу клюют.

– Как... росу клюют? – спросил Андрей, удивленный.

– Стихотворение у него про это есть.

– Почитай.

– После. Вечером, может быть, на прощанье. А теперь идемте, солнце высоко поднялось.

В этот день в Михайловку по заготовительным делам для орсовской столовой Шантарского завода приехал Петр Викентьевич Зубов, с утра обговорил эти свои дела с Кружилиным, и теперь он зашел поздороваться с Анной и с Наташей.

– Куда это молодежь собирается? – спросил он, улыбаясь.