Вечный зов

– Так какое ты имеешь право говорить о моей совести?! Этого я и отцу твоему никогда не прощу, а тебе... проведшему всю войну в плену...

Василий побледнел, медленно поднялся, сжав кулаки. Но Полипов этого не испугался, стоял и ждал с улыбочкой. «Что за дьявольщина? – мелькнуло у Василия. – Неужели это он на провокацию вызывает? Не хватало еще...»

По скулам у него прокатились желваки. Но он взял себя в руки, спокойно сказал:

– Что же, пороху столько, сколько ты, я, может, и не нюхал. Но я другого нанюхался... Фашистских плетей, фашистской неволи. И потому-то я чувствую, как и чем земля родимая пахнет, этот ветер, это небо! Тебе этих запахов, кажется, никогда не почувствовать, хоть ты и в царских тюрьмах сидел. Так что... не очень ловко в наступление ты перешел.

– В какое еще наступление?

– Ну, не прикидывайся. На вопросы мои сам напросился. А отвечать, видно, не готов еще.

Полипов нагнулся, поднял свой запыленный велосипед.

– Просто пропало желание отвечать. – Полипов поставил одну ногу на педаль велосипеда, собираясь сесть в седло, и добавил насмешливо: – Но чего тебе-то так уж сожалеть об этом? Тебе важно ведь, чтоб я самому себе ответил.

– Конечно, это важнее, – согласился Кружилин. – Да, видно, не скоро это произойдет...

– Тебе откуда знать, скоро или не скоро? – почему-то заинтересованно спросил Полипов и даже снял ногу с велосипедной педали.

Кружилин поднял плащ, перебросил его через руку.

– А оттуда... Сперва мне показалось, что совесть у тебя...

– Опять о моей совести?!

– А ты помолчи! – воскликнул Кружилин. – Да, показалось, что она у тебя шевелиться начала. Но я, кажется, ошибся.

Полипов, будто выполняя приказание Кружилина, теперь стоял и молчал.

– Ты, Петр Петрович, одного не можешь понять. Или не хочешь... Верх окончательно берут такие, как Иван Савельев, как Малыгин. Они тебя вытеснили отовсюду. Вот почему ты не в состоянии ответить на мои вопросы. А если в состоянии, но уходишь от них сознательно, то еще хуже.

Кружилин ожидал, что Полипов будет возражать, оправдываться. Но тот только спросил с холодной отчужденностью:

– А ты бы уж заодно и объяснил, не в состоянии или сознательно, раз... раз этакий у тебя... талант психолога.

– Этого объяснить пока не могу.

Стоя друг против друга, каждый теперь понимал, что лучше бы им скорей разойтись. Однако Кружилина задерживало любопытство: чем же кончится эта их случайная встреча?

Медлил и Полипов. Он отвернул глаза в сторону и потирал ладонью никелированный руль своего велосипеда. Потом решительно встряхнул машину, словно дернул лошадь за удила.

«Все равно не уедет, – подумал Кружилин. – Он все-таки понимает, что это будет походить на бегство, на позорное отступление. Не уйдет, не попытавшись как-то взять верх. Но интересно как?»

Кружилин решил ждать до конца и даже положил обратно на чемоданчик плащ, полез за папиросами.

Полипов отлично понял все мысли Кружилина. Понял и даже смерил его глазами с головы до ног с откровенно снисходительным превосходством.

Однако и Кружилин понял, что этот взгляд бывшего секретаря райкома на сей раз какой-то искусственный, показной.

– Значит, думаешь, что прижал меня в угол? – тихо спросил Полипов. Василий только пожал плечами. – И ждешь, как я из него... из этого положения выйду?

– Ну что ж. Это тоже интересно.

– Да... Но только мне выходить ниоткуда не надо. И никуда ты меня не загнал. Конечно, в последние годы судьба меня не балует, в этом ты прав. Пришлось... работу в райкоме, а потом и в совхозе «Степной» оставить...

– Осторожные, однако, формулировочки. Жалеешь, что ли, себя? А когда-то не выбирал выражений. Некогда, мол, выбирать, которые помягче, дело делаем...

– А ты не перебивай! – повысил голос Полипов. – Я твои вопросы выслушивал спокойно.

– Хорошо, – коротко сказал Кружилин.

– Ну вот... Только рано вы собрались хоронить Полипова. Жив еще Полипов. А формулировки... Я и сам понимаю – наломал дров порядочно, как уж тут ни формулируй. Партия поправит...

– Сколько же можно поправлять тебя? – не выдержал все-таки Кружилин.

– Во-он ты каков, оказывается! – уже сквозь зубы выдавил Полипов. – А ведь мы терпеливее относились к вам.

– Погоди, погоди... Кто это – мы? И к кому это – к вам?

– Ишь ты, как за слова хватаешься. К тебе вот, в частности. А мы – это старшее поколение.

Кружилин снова взял свой плащ.

– Ладно, Петр Петрович, кончим бесполезный разговор.

– Действительно, – согласился Полипов. – Только, повторяю, не торопитесь сбрасывать со счетов нас. Как бы ни работали, какие бы перегибы ни допускали, мы свято верили в дело партии, в великое дело...

– Слушай, Полипов, ты это всерьез проводишь разделение на «вас» и «нас»? – перебил его Кружилин и поглядел ему прямо в глаза.

– Какое... разделение?! – вспылил Полипов. И потому, что вспылил, Кружилин понял: на этот раз Полипов чуть растерялся. – Не хватайся, говорю, за слова.

– А нет разве? И коль уж делишь, то позволь спросить: вы, старшее поколение, верили в дело партии, а мы, пришедшие вам на смену, по-твоему, не верим?