Вечный зов

Ирина теперь действительно учится в институте при заводе, работает токарем, является комсоргом цеха и в прошлом году еще записалась в заводскую секцию альпинистов.

– Ну хотя бы вид спорта могла выбрать для себя какой-нибудь иной! – сказала недовольно мать, помогая ей собираться на первые альпинистские сборы. – Не женское дело по горам лазить.

– А женское дело разведкой в тылу врага заниматься?

– Тогда была война, Ира.

– Сейчас войны нет... Но человек всегда с чем-нибудь воюет. Когда я стою на балконе, у меня голова кружится.

– Тем более я тебя не пущу!

– Мама! Ты же знаешь, я хорошая тебе дочь. Но здесь я не послушаюсь. Я хочу победить этот недостаток в себе и сделаю это. Зачем мне, чтобы голова кружилась?

Такая была она, Ирина, хрупкая светлоглазая девчонка. Она не хотела, чтобы у нее на высоте кружилась голова.

Весь мир она воспринимала удивленно и восторженно, на каждого человека смотрела так, будто хотела спросить: а откуда ты, что с тобой было в прошлом, зачем ты живешь сейчас и не знаешь ли, что с тобой станет в будущем?

Хотела, но не спрашивала, а у матери своей спросила давным-давно, будучи еще школьницей:

– Мама, а кто мой папа? Почему мы живем одни?

Задав эти два вопроса, она поглядела на мать глазами совсем не детскими. Во взгляде ее были и страх, и тоска, и предупреждение какое-то: правду, мол, только скажи, для меня очень важно знать эту правду, иначе я не знаю, зачем жить... И еще в ее глазах было ожидание какой-то радости.

– Ирочка, когда ты станешь немножко взрослей, я тебе все расскажу о твоем папе, – сказала Ольга, поняв, что здесь обманывать дочь нельзя, что правда нужна ей как воздух. – Он был хорошим, твой папа.

– Почему был? Он умер?

– Не знаю, Ирочка. Он был на фронте. Может быть, он погиб, а может быть, жив... Я тебе расскажу все о нем... и о своей жизни.

– Хорошо, мама. Я буду ждать.

Больше дочь ничего не спрашивала в течение многих лет, но Ольга чувствовала, что ее обещание рассказать об отце она не забыла и ждала этого.

И в день окончания десятилетки рассказала дочери все, не утаив даже самой маленькой подробности. Объяснила и то, почему она не вышла потом замуж.

Ирина выслушала все молча, затем, отвернувшись к окну, долго стояла неподвижно, глядя на шумную улицу, полную жизни.

– Ты меня... осуждаешь, Ира? – нарушила наконец молчание Ольга Яковлевна.

– Нет, мама. – Она обернулась. – Тысячу раз нет... Сколько же тебе пришлось пережить!

Потом они обе долго плакали, а под конец Ирина сказала:

– Я стала взрослее теперь на целую жизнь!

На том они закончили и никогда к этому не возвращались больше, жили так, будто никакого разговора и не было. А нынешней весной Ирина сказала:

– Я хотела бы, мама... увидеть своего отца. Поедем в эту Шантару, в Сибирь.

Ольга Яковлевна так и осела.

– Ты что?! Зачем мы будем ломать... ему и его семье жизнь?

– Я посмотрю на отца... хотя бы издали. Он и не узнает, не почувствует.

– Ира! Да, может быть, он там уже и не живет!

– А мы узнаем, где он живет. И туда поедем. Понимаешь, мама, очень мне это нужно!

Так они оказались в Шантаре.

• • •

На другой день Ольга Яковлевна проснулась и увидела, что кровать дочери пуста. Она не очень обеспокоилась, подумав, что Ирина вышла, видимо, погулять перед завтраком. Утро было ясным и веселым, окна гостиничного номера проламывали полосы солнечного света.

Прошло несколько минут – дочь не возвращалась. Ольга Яковлевна умылась, привела себя в порядок. Дочери все не было.

Ирина появилась через час. И прямо от порога проговорила:

– Мама! Я все узнала. Отца в живых... Он погиб.

Ольга Яковлевна, вставшая при появлении дочери, медленно опустилась на кровать.

– Я это чувствовала, – произнесла она негромко. – От кого ты это узнала? Как?

– А я просто в райком партии зашла и спросила.

– Сумасшедшая!

– Здесь живет его... жена, Наталья Александровна, и дочь, Елена. Моя сестра.

– Нет, ты положительно сошла с ума! – воскликнула Ольга Яковлевна. – И что... как ты о них... расспрашивала? Что говорила?

– Да успокойся, мама. Я же не сказала, что я дочь Семена Савельева. Я представилась своей фамилией. А там, в райкоме, симпатичный такой дядечка со мной говорил, по имени Николай Кирьянович Инютин. «Простите, говорит, какая Алейникова? Дочь Якова Николаевича Алейникова, что ли?» – «Нет, говорю, это моя мама его дочь. Приемная. А я ее дочь. А сам Яков Николаевич погиб в сорок четвертом на Буковине». Инютин этот долго не мог ничего понять... Он и сказал, что отец мой погиб. Кажется, в Норвегии, говорит.

– Как в Норвегии?! – вскричала Ольга Яковлевна. – Почему в Норвегии?

– Ах, мама, ну разве я знаю? Но это все мне и нужно узнать... Больше того – я говорила с его женой по телефону. И пригласила ее... и дочь ее к нам в номер.

– Ирина! – простонала мучительно Ольга Яковлевна. – Ты же... ты же обещала только посмотреть издали!

– Да, на отца... Но его нет в живых.

– Что же теперь будет?!

Ирина решительно шагнула к матери, положила ей на плечи ладони.