Читаем Вечный зов (Том 1) полностью

- Можно, - кивнул Кошкин, поглаживая запястья. - Мы, Яков Николаевич, в гражданскую не раз со смертью в обнимочку лежали. И пули над ухом свистели, и шашки перед глазами сверкали. Так близко сверкали, аж горячим ветерком обдавало. Ну, да все это ты и сам помнишь, поди. Мы и тогда за жизни свои шибко не опасались, потому что знали, на что идем, за что воюем, какая расплата может быть... - И вдруг Кошкин поднялся со стула во весь свой громадный рост, превратился в прежнего Данилу-громилу, заходил неуклюже, как журавль, по кабинету, сильно замахал руками. - Так что ж ты, Яков, думаешь, что мы теперь стали трусливее, что ли?! Полипов район гробит, а мы должны молчать? Сами себя в узел должны завязать? За что мы тогда с той смертью в обнимку-то жили столько времени, а? Как тогда на самого себя в зеркало глядеть, а? В свои собственные глаза?!

Данило Иванович Кошкин ходил и ходил, размахивая длинными руками, из угла в угол, его голос гремел, слова, как булыжники, с грохотом раскатывались по кабинету во все стороны. И было такое впечатление, что именно он хозяин этого просторного кабинета с высокими окнами, а не съежившийся за своим столом Алейников.

- Он не понимает, ты говоришь, твоих слов? - почти закричал Кошкин, останавливаясь перед Засухиным и тыча кулаком в сторону Алейникова. Потом подбежал к Якову, раздвинув руки коромыслом, схватился за кромки стола, будто хотел поднять его над головой и обрушить на Алейникова. - Ты не понимаешь?! Нет, ты все понимаешь, Яков! Ты знаешь, что невинных в тюрьмы отправляешь! Корнея-то Баулина за что? Какой он такой враг народа? Мы, помнится, тут же, в этом кабинете, объясняли тебе, что никакой он не враг. Ты даже к Поликарпу Кружилину подбирался! Каким таким путем удалось Поликарпу из твоих лап выскользнуть - непонятно. Но слава богу, что выскользнул. Теперь до нас добрался! Да еще ишь ты - почему, дескать, вы такие горластые? Еще, сволочь такая, издеваешься?

При слове "сволочь" Алейников и Засухин одновременно вскочили со своих мест.

- Данило! - крикнул Засухин предостерегающе.

А Алейников не закричал, он только побледнел и проговорил сухим голосом:

- Я не издеваюсь... Я только хотел спросить и понять...

- Спросить и понять? - опять загремел Кошкин. - Это нам надо спросить тебя: в кого же ты превратился, Яков? Руки твои - в крови!

- Данило?! - опять воскликнул Засухин, подошел к Кошкину, тряхнул его за плечо. - Замолчи!

- Нет, не буду молчать! - рванулся Кошкин, сбросил руку Засухина с плеча. - По локоть и выше даже...

- Да разве он виноват, что в крови? - багровея, закричал всегда спокойный и уравновешенный Засухин.

Алейников тупо и непонимающе поглядел на Засухина, недоуменно сел, сжал виски нахолодавшими еще от стекла ладонями. Как сквозь ватную подушку доносился до него голос Кошкина:

- А кто - мы, что ли, виноваты с тобой? Или Корней Баулин? Или Поликарп Кружилин?

"Нет, вы не виноваты, не виноваты! - хотелось закричать Алейникову во весь голос. - И Баулин не виноват, и Кружилин... А Полипов? А вот - Полипов..."

Но он не закричал, он позвонил и сказал, не глядя на Кошкина с Засухиным:

- Уведите.

Когда их повели, он вдруг встрепенулся, крикнул:

- Арестованного Засухина оставьте!..

Некоторое время они сидели безмолвно друг против друга. В просторном кабинете стояла мертвая тишина, будто здесь никого и не было. Потом Алейников вышел из-за стола, потыкался, как пьяный, из угла в угол, остановился у окна, долго глядел на улицу, тихо спросил:

- Почему же так оно идет в жизни, Василий Степанович?

- Как? - не понял Засухин.

- Почему судьба определила одним песни петь, а другим за горло певцов душить?

- А-а... Видишь ли, Яков Николаевич... Долгий это и сложный разговор, медленно произнес Засухин. - И обстановка неподходящая...

- Неужели ты не видишь... что я не хочу душить, никому не хочу забивать песни обратно в горло! - Он обернулся, лицо его было мертвенно-бледным, на нем ярко выделялся косой багрово-синий шрам.

- Ну, допустим, что я вижу, - проговорил Засухин. - Точнее говоря, догадываюсь с недавних пор. Только ты врешь маленько, Яков Николаевич. Еще год или полтора назад ты с радостью хватал каждого за горло.

- И все-таки я бы уточнил: не с радостью, а с, усердием, - сказал Алейников, садясь.

- Ну что ж, - помедлив, произнес Засухин, - пожалуй, это будет точнее.

- Потому что я думал - доброе дело делаю.

Засухин чуть поморщился при этих словах, и Алейников понял, что пояснения его лишни.

- И все-таки, Василий Степанович, объясни мне - почему оно так идет в жизни?!

- Наверное, жизнь идет так, как ей должно идти. - Засухин, говоря это, пожал плечами, и казалось, слова эти он произносит машинально, а сам думает о чем-то другом.

- Как то есть?!

- Скажи-ка, Яков, мы тут оказались с Кошкиным не благодаря стараниям Полипова?

Засухин спросил это быстро, вскинул на Алейникова свои остро-проницательные глаза. Поворот мыслей Засухина был настолько неожиданный, что Алейников вздрогнул, опустил глаза.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное