Вечорница. Часть 1

Баба Уля расстелила на столе скатёрку, разложила нехитрое угощенье – мёд в блюдечке, белую лепёшку, кулич, крашенные яйца и зелёный лук, выращенный на подоконнике, компот в голубеньком кувшинчике.

Катя тем временем подошла к крестам, подержалась за каждый, «поздоровалась», так с детства учила её баба Уля.

– Как за крест возьмёшься, так они и услышат, что ты к им пришла. Обрадуются. Всегда, как на кладбище бываешь, надо за крест подержаться.

Дед поставил лампадку на стол, баба Уля надела очки и начала читать молитвы. По небу плыли лёгкие белые облачка, с дерева на дерево порхали птицы, жужжали пчелы в высокой траве на старых могилках и Кате казалось, что сотни ушей слушают сейчас эту молитву, и сотни глаз смотрят с любовью на пришедших к ним в гости, невесомой вуалью обнимая гостей за плечи.

Как закончили читать, разложили на могилках угощенье и сами сели за стол. Сидели долго, не торопясь ели, разговаривали, вспоминали, вздыхали, улыбались и даже немного всплакнули.

Солнце начало припекать, на дворе наступил полдень.

– Чай пойдём? – спросила баба Уля Катю и деда.

– Пойдём поманеньку, – ответил дед, – Жарко стаёт.

Катя собрала со стола мисочки и кувшин, свернула скатёрку, сложила всё в сумку. И они двинулись к выходу. Уходили с кладбища они самыми последними.

Почти у самых ворот с боковой дорожки, скрывавшейся в кронах деревьев, вышла молодая семья – жена, муж и девочка лет двух, сидящая у папы на руках. Девочка что-то лопотала по своему и Катя, уже вышедшая было за ворота обернулась на её милый лепет.

Обернулась и остановилась, замерев в изумлении – кроха, глядя за папину спину, махала кому-то невидимому ручкой и радостно смеялась, а потом отправила звонкий воздушный поцелуй. На кладбище никого не было.

Лишь тёплое дуновение ветерка пронеслось по тропинке и обняло Катю со всех сторон бережно и ласково, будто прощаясь до следующего года.

Чаруса

Дождь моросил целый день, небо затянуто было низкими тучами и не видать было никакого просвета в бесконечной дали унылого серого цвета.

– Лужи пузырятся, – сказала баба Уля, сидя у окна и выглядывая во двор, – Это уж верный знак, что не скоро ещё дождь закончится. Ишь сколько их.

Катя тоже выглянула. На поверхности луж и правда надувались и лопались пузыри, будто земля дышала.

– Он уж с ночи зарядил, – сказал дед, – А коли к утру не перестал, то значит до заката будет лить.

На улицу выйти сегодня не представлялось возможным. Акбай забился в свою конуру и не показывал даже носа, наверное, свернулся там, на старом ватном одеяле, зарылся носом в солому и спит.

Катя тоже иногда забиралась внутрь конуры, она была просторной, жаркой и пахла шерстью. Акбай был рад гостье, садился рядом и начинал искать блох в Катиной шевелюре, тыкаясь носом в волосы и небольно покусывая зубами несуществующих паразитов.

После этих процедур Катя вылазила из конуры в таком виде, словно пролетел ураган. Бабушка ругалась, всплёскивая руками:

– Батюшки мои, опять надо переплетать! Неугомонная!

И после усаживала Катю перед собой и собирала непослушные лохматые космы в красивую косу, перевязанную внизу синим бантом.

– Бабуль, а расскажи страшную историю? – попросила Катя.

Бабушка отмахнулась было:

– Да ну тебя, всё бы тебе страхи слушать!

Но через некоторое время, взяв в руки дедовы штаны, давно требующие починки, и усевшись с ними у окна, где было посветлее, раздобрела и примирительно спросила приунывшую Катю:

– Про чарусу я тебе сказывала али нет?

– Нет, – обрадовалась Катя, предвкушая новую историю.

– Ну дак слушай коли. Про болота наши ты уж знаешь, много там чуднОго случается, да и то – сколько там разной нежити обитает, и Кикимора, и Водянихи, и Анчутки, черти такие, но самый-то главный среди них это, конечно, Болотник. Он уж там хозяин, все его слушаются.

Так вот Болотник этот, он хитёр очень, чего только не выдумает, чтобы человека погубить да в трясину заманить. Может старцем седовласым прикинуться и к людям выйти, кто в лес допустим за ягодами али грибами пришли, начнёт он им речи сладкие петь, про то, что живёт он тут в келье, да молится в одиночестве, и даже Писание Божеское может сказывать, вот только имя Божие упоминать не будет, по этому и можно догадаться, кто перед тобой.

Но ежели не догадаешься, да ещё разомлеешь от его речей певучих, то тогда пригласит он тебя в свою келью, вон, мол, она, отсюда видна. А как пойдёт человек за ним, так и попадёт в ловушку!

Вместо кельи – дерево гнилое с дуплом, а вокруг трясина болотная. Тут то чары и спадут, и покажет Болотник истинное своё обличье, да поздно. Редко кто после того уйти сможет от болотного хозяина.

– А чаруса, бабуль? – напомнила Катя.

Баба Уля глянула на внучку поверх очков:

– К тому и веду, чего перебиваешь меня? Вот сбила, не помню теперь, что сказать хотела.

Катя замолчала, боясь, что бабушка окончательно потеряет ход мыслей и притихла, поглаживая Ваську, примостившегося в уголке дивана на бабулиной кацавейке и мурлыкавшего убаюкивающую песенку.