Ведарь

— А, может, и в самом деле рванем? Пока на улице солнце, вертушки не будут перекидываться. В человеческом обличье мы их поборем, так что можно рискнуть. Смотаемся туда и обратно, а Иванычу не скажем. Слушай, так мы сами можем забрать, напишешь записку парням из своей комнаты, они отдадут что нужно, — предложил Вячеслав.

— В каком обличье вы их поборете? — переспросил я.

— То есть перевертни будут в человеческом обличье, — смутился Вячеслав.

Ой, ребята, что-то вы темнили! Если бы так сильно не тянуло в Шую, то попытался бы вытащить больше информации, а то прокол за проколом, всё шито белыми нитками.

— У нас карантин, многие разъехались, как и соседи. В общагу вахтеры не пустят, они раньше надзирателями в детдоме работали, так теперь мимо них лишь муравьи и могут проползти. Нет, парни, пока сидел в подвале, успел и об этом поразмыслить — лишь я и смогу забрать документы. Да мы быстро, по-суворовски, налетим, похватаем и обратно.

— То есть придем, увидим, наследим? — уголками губ улыбнулся Вячеслав. — А давай прокатимся! Чем черт не шутит, авось и пронесет! Ты точно уверен, что хочешь лезть обратно в задницу, из которой с таким трудом выкарабкался?

Конечно же — не хочу!!! До трясущихся поджилок, до дрожащих коленей, до обмирания внутри. Больше всего мечтал оказаться как можно дальше отсюда! И в то же время тянуло каким-то чудовищным магнитом.

— Уверен! Поехали! В паспорте есть адрес тетки, если её найдут — я же себе этого никогда не прощу! Ребят, мы быстро, — я постарался как можно шире улыбнуться.

Уползай, малыш, уползай.

Глава 9

— Ага, так пронесет, что потом замучаешься отмываться, — проворчал Федор. — Не дело это, Вячеслав Михайлович! Давай лучше Иваныча дождемся, а он уж скажет, как дальше быть.

— Не бзди, Федор Владимирович! — Вячеслав так хлопнул Федора по плечу, что тот чуть не слетел с табурета, а в серванте звякнули чашки. — Мы быстренько смотаемся! А ты покемарь пока. Устал, наверное?

— Эх, рискованное дело затеваете, ну да ладно, если что — поехали в магазин. Хлеба не забудьте купить по дороге, — Федор зевнул и махнул на нас рукой, мол, делайте, что хотите.

— Вот и ладушки! Мы на твоем драндулете прокатимся? — спросил Вячеслав у отходящего к постели Федора.

— Будешь так называть — на своем ногоходе почешешь. Берите, я как раз позавчера полный бак залил. Вернетесь — не будите, соберетесь пить — толкните, не кантовать и при пожаре выносить первым! — после подробных указаний Федор повернулся к нам спиной и с головой укрылся одеялом.

Я смотрел на самого невозмутимого человека в мире — чуть не убился, миновал пасти оборотней и спокойно улегся спать. Мне бы так, а то я сделал то же самое, но внутри дребезжало от ужаса, мурашки носились по спине, как стада диких мустангов по прерии.

Но тянуло в Шую необыкновенно, так ребёнок тянет за поводок упирающегося щенка. Когда четыре лапы расставляются в разные стороны, но неумолимый ремешок оказывается сильнее и тащит по земле полузадушенное животное.

— Пошли, пока он добрый, — Вячеслав направился к выходу.

В сенях отыскался дырявый свитер, старый плащ и стоптанные кирзачи. Пока я облачался в эти модные вещи, Вячеслав накинул дутую куртку, кроссовки, пальцы втиснулись в обрезанные перчатки — этакий фирмач на моем убогом фоне. Принц и нищий, но выбирать не приходилось.

— Скажешь в общаге, что срочно вызвали домой на картошку, вот с поля и заскочил за вещами, — довольно осклабился Вячеслав, когда вышли из дома.

— Тебе лишь бы поугорать, может, тронемся уже? Кстати, где транспортное средство? — я оглянулся по сторонам, и взгляд уперся в просевшую крышу сарая.

— Что, совесть заедает? Не парься, вернемся — починишь! Сейчас открывай ворота, и аккуратнее с веревкой, как вывезу — привяжешь также! — приказал Вячеслав.

Я покосился на него, но не стал пререкаться, все-таки не сдал меня оборотням, да и сейчас помогает. Я снял веревку с загнутых гвоздей и настежь распахнул ворота. Те пожаловались на ночное отношение скрипом металла по дереву, но упавшая створка держалась, как и товарка — прочно и надежно.

Из сарая, рядом с поваленным сенником, Вячеслав вывел на улицу древний мотоцикл «Урал». Модель-то старая, но в таком отличном состоянии, что не стыдно поставить рядом с хромированным «Харлеем». Видно, что над мотоциклом поработала опытная рука. Перебранный, с кучей замененных деталей и более мощным движком, разрисованный темно-коричневой краской, то тут, то там пластиковые вставки, подходящие по смыслу к общей стилистике.

Особенно выделялся руль — в виде оскаленной медвежьей головы, из разверзнутой пасти выглядывала фара. Коричневый пластик шел в разные стороны, олицетворяя собой шерсть, в ней искусно прятались рукояти управления. Передняя вилка в форме лап держала вынесенное вперед колесо, оканчиваясь неким подобием блестящих когтей. Задние «лапы» словно отталкивались от дороги.