Отражения заметались, пытаясь сохранить себя в мириадах осколков. Зеркальный лабиринт сдался или, скорей всего, просто отступил на заранее приготовленные позиции, чуть расширив границы и затаился. А в хаосе зеркальных осколков, силящихся сохранить самостоятельность, Плешивый увидел гипотетическую возможность собрать их опять — как мозаику — в единое целое с совершенно иным содержимым. На мгновение Плешивому показалось, что он — птица рухнувшая с обрыва и наконец обретшая свободу может вновь выбирать либо заученное, размеренное, оглупляющее, осторожное движение по истоптанным, но надежным ступеням, либо бесконечный сладостно-мучительный полет… в ад.
Плешивый набрал воздуха в легкие, чтобы известить весь мир о своем выборе…
И тут он увидел ее, попирающую босыми ногами битое стекло.
— Посмотри мне в глаза! Посмотри!!! — Голос змеей вползал в мозг.
«Дались вам мои…» — Плешивый не утерпел и глянул.
И тут же все встало на свои места. Плешивый все понял.
Но было уже слишком поздно.
В груди у него что-то звонко лязгнуло, словно лопнула до отказа сжатая пружина, и Плешивый стал стремительно падать навзничь…
Но еще до того, как падение завершилось, Плешивый был — мертв!
В то же самое мгновение, по другую сторону озера — в бункере скончался ОН. Хотя возможно, что создатель, все-таки, чуточку опередил своего ученика.
Семь дней спустя Хромой и Трепло в своей келье готовились ко сну. Сон им был не в радость.
«Проклятая пустая койка Плешивого!» — с раздражением подумал Трепло, — «надо бы ее разобрать и отнести в кладовую.»
— Чтобы там не говорили, — неожиданно визгливо пробурчал из своего угла Хромой, — а я знаю отчего он умер.
— Кого ты имеешь в виду? — нехотя спросил Трепло, безнадежно пытаясь поудобней устроиться на жестком неуютном ложе. — Отца Настоятеля?
— Нет, конечно! — бодро, даже слишком бодро откликнулся Хромой. — Я имею в виду Плешивого. Он несомненно умер от страха!
— Мы все теперь живем под гнетом страха, — философски проворчал Трепло. За последние десять дней Трепло настолько изменился, что теперь его кличка выглядела как насмешка. — Но не каждый от него умирает. А вообще-то, по большому счету, оба они и Плешивый, и ОН умерли от старости.
— А вот я бы на месте Плешивого… — по петушиному вскинулся Хромой, хотя последней фразы Трепла он не понял.
— Радуйся, что ты не на его месте, — хмуро пробормотал Трепло. Пока… — И Трепло украдкой скосил глаза на ладони своих рук. Ладони в полумраке кельи чуть светились. Так, словно под кожей заблудился лунный зайчик. Первый раз Трепло обратил внимание на этот феномен в тот день, когда умерли ОН и Плешивый.
Свет был слабым, даже зубы у Трепла блеснули бы ярче, если бы только он смог сейчас улыбнуться.
Но Трепло знал, что свет с каждым днем будет становиться все ярче и ярче, пока потоки расплавленного серебра и ртути не начнут извергаться фотонным фонтаном.
Или пока страх…
Но об этом хотелось не думать.
По крайней мере пока.