Так и не поняв, чем вызвала гнев, Каська попятилась к порогу, выскользнула за дверь и бросилась прочь, еще больше прежнего уверенная в своей догадке.
– Ведь он мог, – прошептал сам себе Иларий, – мог Влад Чернский такое сделать. По силам ему. А значит…
…сделал. Потому что силе высшего мага никто и ничто противиться не может. А если к этой силище волю и ум добавить, и сама мать-Земля отступится.
Владислав поднял на вытянутой руке склянку, над которой покачивалось, как дымка, маленькое, с грошик, радужное око. Жилы вздулись на руке князя – казалось, и такое крошечное, смертельное семицветное зеркальце по капле выбирает из него жизнь. Влад размахнулся, бросил склянку о стену, око развернулось – из монетки в блюдце. Выгнулось, словно наполняясь искристым соком, потянулось к Чернскому государю, который невольно сделал шаг вперед. Но зов радуги будто не испугал князя, он поднял со стола еще одну склянку и с размаху бросил в разбухающий глаз топи. Плеснуло по полу зеленоватое варево, запахло травой и гнилью. Око заколебалось, покрылось сетью белых трещинок. Осколки брызнули так, что Владислав невольно заслонил рукавом глаза.
– Видел, Игор?! – весело воскликнул он.
Великан застыл в дверях, словно не решался приблизиться. Могло показаться, что испугался мерцающего глазка топи. Но не таков был закраец Игор – его единственного нисколько не пугали хозяйские опыты. Другое что-то было на душе у верного Игора. Владислав, оглушенный удачей, не сразу заметил странного поведения слуги.
– Что случилось? С княгиней что? – спросил он, забыв о склянках. – Как знал, что лжет о чем-то змея Агата! Нет у меня на Эльку петли, а из-за заклятья, что я на ребенка набросил, и в мыслях ничего не разглядишь. Сам со своей же силой не справлюсь, – невесело усмехнулся Влад. – Но с наследником все в порядке. Почувствовал бы я, если б кто сумел ему повредить. С собой что-то княгиня пыталась сделать?
Игор покачал головой.
– Про княгиню не знаю. Бабьи дела – не моего ума дело. Может, и не лжет вам теща – не даются наследники легко. Видел только что вашу супружницу с той служанкой, что недавно из Бялого приехала, Ядвигой. Повела госпожу в цветник гулять. Княгиня бледна мне показалась, так она из Бялого мяста, там все хозяйское семейство словно молоком полито, кроме тещи вашей. А что бы ее мысли не прочесть – уж она про дочку все знает.
– Себе дороже, Игор. Склочная баба. Все жду, что устанет да домой отправится – мужу хребет грызть. Ладно. Будет время – гляну на Эльку повнимательнее. И правда, не учудила бы чего. Да только ты все о главном молчишь. Вижу, что весть принес недобрую.
– Казимежа Бяломястовского земля прибрала.
– Знаю, – отмахнулся Владислав. – Почувствовал. Что еще?
– Якуб Белый плат гостей зовет. На отцову тризну. Да в свидетели, что земля родная его примет. Ехать надо, Владек.
Владислав недобро усмехнулся. Представил, как обрадуется Конрад – хорошо готовят в доме бяломястовских господ, свадьба ли, тризна, без особенной разницы. Да только самому хозяину Черны в Бялом делать нечего. Навидался, наслушался – пока сватался к Эльжбете да уговаривался с ее батюшкой. Нет теперь в Бялом мясте ничего для Чернского Владислава – ни выгоды, ни памяти, ни мести. Умер Казик. А Якуб Бялый – пусть как хочет, так живет, пока не выйдет возраст наследнику Черны. Признают его и Черна, и Бялое, а пока пусть калека получит свой десяток лет – показать, на что способен. А не справится, не выдюжит бессильный ноши княжеской – Владислав всегда успеет подхватить.
– Мне-то к чему ехать? У меня здесь дел полно. Вон, тещеньке скажу – может, отвяжется, уберется восвояси. А я свое от Бялого мяста все получил. Покамест…
– А если не примет земля Якуба? Должен рядом быть наследник по крови, а коли наследника пока нет – его отец. Заявить свои права на удел, наместника поставить.
– Лихо ты кроишь, Игор. Тебе бы былины сказывать – вон какие страсти выдумываешь. С чего это земле Якуба не принять – сын он князя Казимежа. В том сомнений нет никаких. Земля кровь господ всегда разберет и признает.
Владислав погасил огненные сферы под потолком подвала, на стене еще виднелся едва приметный след лопнувшей радуги. Чернец улыбнулся, вспомнив, чего наконец достиг. Не хотелось омрачать радости открытия разговорами о Бялом и его хозяевах. Но Игор был прав – даже если признает земля Якуба, опасность есть, что захочет кто-то из соседей взять в свою руку изломанного топью бяломястовича. Станут вертеть таким господином, как младенчик кукурузной куколкой, отщипывать от Казикова удела – этак наследнику Владислава останется от Бялого клочок вокруг священного камня – не шире платка, если за услуги или от страха станет Якуб землю отцову раздаривать. Верно говорит Игор – надо напомнить, не Якубу, так его гостям-псам, под чью руку перейдет Бялое, когда приберет Якуба Землица.
Только как представил Владислав, что придется трое суток трястись в возке бок о бок с паучихой-тещей, скривился от досады и гнева, да так дверью хлопнул, что Игор глянул с удивлением. Редко кто умел его хозяина из себя вывести.