Ведьма

Белые хлопья пеплом оседали на её волосы, быстро таяли, попадая на лицо, что-то напоминая. Только почувствовав разгорячённое тело колдуна, Фел поняла насколько же она замёрзла. Пальцы на руках почти не двигались, ноги тоже едва слушались, как и всё остальное тело. Губы дрожали от холода и обиды, девушка продолжала тихо плакать, иногда вздрагивая и слезы солёной коркой застывали на щеках.

Дэниал долго ругался себе под нос, пока дрожащая сестра сидела у самого огня, протянув красные руки к нему. С грохотом выкатил большую бочку на центр комнаты, схватил пару вёдер, отправился на улицу — собирать снег. Фелисию его манипуляции волновали мало: девушка жутко хотела спать. Слабость разливалась по всему телу, окутывала приятной волной, закрывала глаза и окончательно провалиться в темноту ей не давали только редкие, но жёсткие окрики Дэна. Они каждый раз вырывали её из паутины сна, рыжая чуть хмурилась, сильнее закутываясь в одежды. Скоро тело начало потряхивать, мышцы — сводить и ломить сильнее и уже хотелось уснуть только что бы не чувствовать этого. Боли не было, скорее это неприятное ощущение, даже мерзкое.

— Полезай, — наконец поставил её на ноги брат, указывая на наполненную водой бочку. — И живее. Заледенела вся.

Сознание туманило. Она слабо различала происходящее, холод теперь был не снаружи, а как будто внутри — знобило всё тело оттуда, из сердца. Чуть нахмурившись, Фелисия дёрнула повязку на мантии, она упала к ногам, оставив ведьму нагой — платье она сняла как пришла, совсем холодное, оно бы только усугубило её положение.

Дэн поспешил отвернутся и упорно глядел в сторону, пока девушка ловким и привычным движением взошла по самодельной лесенке и не нырнула в воду, перекувыркнулась там и высунулась наружу одной головой. Вода казалась почти кипятком после огня, которым её подогрел брат. Ногу свело, Фел поморщилась, стиснув зубы, но всё же болезненное мычание вырвалось. Помогло более или менее прийти в себя.

Они долго время сидели в тишине. Ведьма задумчиво собирала воду в ладони, водила тонкими пальцами по беспокойной глади и старалась осмыслить происходящее. Но не выходило. Дэниал сидел рядом, сложив руки в замок и изредка на неё поглядывал.

Флоренция ушла. Нет, не бросила, не предала её как родная мать. Она ушла по своим делам и, может быть, ещё вернётся — не завтра, но может пройдёт месяц, два, а то и больше? И Фел снова будет смотреть в добрые чёрные глаза, которые поначалу часто пугали. И всё будет как раньше. Правда?

— Она не вернётся, — словно читая её мысли мрачно выдал Дэн, тяжело вздыхая.

Девушка вздрогнула, сильнее прижав к с груди колени.

— Думаешь? — тихо спросила Фелисия, робко скосив на него взгляд. Напряжённое лицо, сдвинутые брови.

— Знаю. Просто... просто смирись с этим, хорошо? — он протянул руку, пригладив уже начавшие высыхать волосы на голове, — Ты в порядке?

— Не знаю, — рыжая пожала плечами, — Не думаю.

Перед глазами навсегда застыла эта картина: странное платье почти сверкает в темноте, а в глазах — сожаление.

— Девочка моя.

Фелисия зажмурилась, стараясь прогнать нахлынувший образ. Она стоит, настойчиво протягивая ей руку с ножом. Нужно содрать шкуру с крысы: Фел сглатывает подкатывающую к горлу тошноту и осторожно, неумело берет в руки нож. Её голос журчит мягко, объясняя, как это сделать, а маленькая ведьма старается побороть отвращение и жалость к некогда живому зверьку. В итоге Флора вздыхает, ворчит, что в следующий раз Фелисия будет делать это сама и ловко свежует крысу, попутно рассказывая, что и к чему можно применить. Задние лапки и хвост — в проклятье, передние — к удаче, но придётся чем-то жертвовать. Сама шкурка — неплохая основа для обычного оберега от дурных помыслов.

— Я не верю, — наконец уверенно сказала ведьма. — Она не могла уйти навсегда.

— Твоя воля, — Дэн махнул рукой. За беспокойством, звеневшим в голосе натянутой струной, он прятал злобу.

Глава 11

...И жизнь просачивается сквозь жизни, идёт своим чередом, всё расставляя на свои места. Она мирно укладывает спать одних, пугает кошмарами вторых и дарит бессонницу третьим. Благосклонность мешается с жестокостью, бросая из крайности в крайность. Одна напасть следует за другой, удача выпадает редко — зато как сладок её вкус! Как она приятна на ощупь, тепла и невинна.

Какая пора наступила у Фелисии — сказать сложно. Девушка подолгу засиживалась у очага, задумчиво глядя в огонь и не раз пыталась говорить с ним, спрашивать где Флоренция. Но языки пламени только лениво потрескивали, не желая откликаться на её зов. Фел не хотела признаваться даже себе, но каждый вечер она ждала матушку. Что дверь откроется, и женщина зайдёт, ворча о чём-то под нос.