Ведьма

Покончив с "закуской" и удовлетворенно отметив, что ее старания не пропали даром (чему были недвусмысленные свидетельства), - Майя приступила к главному блюду, к самому что ни на есть горячему. Меню было известно наперед: сейчас начнется томительный танец губ, рук и всего ее гладкого, гибкого тела.

...Это болеро было нескончаемым, оно постепенно набирало обороты, у Алексея мутился рассудок. Все было столь неправдоподобно, столь мучительно и столь великолепно... В какой-то момент, принимая ее бешеные ласки, даровавшие ему это острое блаженство, он даже пожалел о том, что все это затеял. Надо было сказать ей: уходи. Еще есть время, уйди, исчезни...

Но поздно. Теперь уже ничего нельзя было изменить, ничего. Жрица уже вошла в экстаз священного танца, и никакие силы не могли повернуть вспять то, что происходило и что должно было произойти...

- Пощади, - прохрипел он, - больше не могу, сдаюсь...

- Можешь, можешь, - с ангельски-садистской улыбкой приговорила она его.

И снова болеро, и снова упоительная пытка губ, истязавших его плоть с наслаждением палача. Ему нестерпимо хотелось ощутить своими губами и своей ладонью ее кожу, так легко скользившую по его телу... Но невозможно, никак невозможно, - он был скован наручниками, безоружный, беспомощный, бессильный, как инвалид...

Он тонул в омуте ее рук, тело стремительно шло на дно, и голова кружилась, и в легких не было воздуха, и зеленые мутные водоросли уже сочувственно склонялись к белому лицу утопленника, - и вдруг он снова выныривал, и солнце брызгало на дно глаз, и легкие распрямлялись, заглатывая чистый воздух, и снова кружилась голова - теперь от избытка кислорода, от избытка жизни и страсти...

... Но вот и оно, время десерта! Майины глаза вдруг широко раскрылись, застыли неподвижно, она на мгновенье замерла... Перед тем, как медленно, до смерти медленно, по ложечке, по капельке, дегустируя каждое мельчайшее ощущение, каждый миллиметр наслаждения, - впустить его в себя.

Когда тела их расслабились, а дыхания стали ровнее, Кис покосился на темный проем распахнутой двери в спальню.

- Что смотришь? - прошептала Майя.

Она все еще сидела на нем верхом, ее волосы рассыпались по плечам, и иногда она наклонялась, чтобы провести ими по его животу и груди.

- Да вот, вспомнилось, как Веня тогда пришел на нас с тобой полюбоваться.

Майя громко и весело расхохоталась.

- Он больше не придет, Алешенька! Мы с тобой одни. Никто не придет на нас с тобой полюбоваться. И никто теперь не помешает...

Она оборвала фразу на середине.

... Ну что ж, Кис знал, что настоящий ужин на десерте не заканчивается. Еще оставался в меню горький черный кофе с терпким, обжигающим коньяком.

Майя склонилась, выгнувшись кошкой, к нему, провела языком по его горлу; достала до впадинки его подбородка, к которому самозабвенно прильнула... Затем придвинулась ближе к его губам, будто хотела коснуться поцелуем...

Но не коснулась, а, нависнув над его лицом, глядя ему прямо в глаза, томно и нежно выдохнула в его губы:

- И никто, Алеша, никто теперь не помешает мне тебя убить.

Не выпуская его из колен, она резко и гибко нагнулась вниз с кровати и что-то подняла с пола.

... Пистолет, - вот что она подняла.

И направила его прямо в грудь Алексея.

Ну, вот и кофе, - подумал он. - С коньяком.

- Я глупость сделала, правда? - Майя обезоруживающе улыбнулась, словно сдавалась. - Я сообразила только в магазине... Ты ведь догадался, да?

- Догадался.

- А я, представь, не верила, когда слышала фразу, что даже самый умный преступник не может предусмотреть всех мелочей... Я думала, что сумею предусмотреть всё. - Она нахмурилась и произнесла жестко, - Да, собственно, я всё и предусмотрела, Алеша. Кроме одного: что я действительно могу влюбиться в тебя...

Майя замолкла, положила пистолет Алексею на грудь, запустила пальцы в волосы и закинула голову.

- Не знаю, как это получилось, - тихо продолжила она куда-то в потолок. - Я ведь играла, просто играла с тобой... И вот, - доигралась... Что это за наваждение, за проклятье, за болезнь такая, - что весь мир сузился для меня до куска мужской плоти?! - Она сжала бедра Алексея коленями, чтобы у него не осталось сомнений, о чьей плоти идет речь. Откуда эта потребность быть с тобой каждую минуту, пить твое дыхание, ловить твой взгляд, тепло твоего прикосновения, твою редкую, с трудном отвоеванную у Касьяновой нежность? Что же в тебе такого особенного? У меня были роскошные мужики, не чета тебе, - но я не любила никого и знать не знала, что это такое! ...Теперь знаю: любовь заставляет страдать. И все радости, которые она приносит, не стоят этой муки. Если бы ты действительно любил меня, Алеша, - все могло быть по-другому.... Мы бы уехали с тобой куда-нибудь, в Испанию или в Италию, к морю... Мы были бы счастливы...

Ее взгляд оторвался от потолка, и Кис увидел, что в глазах ее стоят слезы. Она помотала головой, стряхивая их.

Майя опустила руки и уперлась ими в грудь Алексея. Теперь ее волосы нависали над ним, а глаза с неожиданной суровостью всматривались в его лицо.