Ведьма-двоедушница

– Так-то оно так, – протянул Монгол и со злостью плюнул на землю. – Но я не могу не думать о том, какая участь постигла тех, кто осмелился ему противостоять, ведь они всего лишь люди. Что они могут против него?

– Всех он убить не мог, – задумчиво сказал Роман. – Раз уж он, не смотря на своё могущество, создал орден, значит, они ему нужны. Вопрос лишь в том – зачем?

– Армия – она всегда армия, – ответил монах. – Вот сколько их там оставалось? – спросил он у Монгола.

– Не знаю. Может, сотня-другая. Большая часть опричников ушла с царём назад в Москву. А сколько среди них было белолилейников, сказать невозможно. Под зимней одеждой нашивки не видно.

– Видно, не видно, но даже сотня для нас много, – вставил Тимофей.

– Согласна, – подключилась Саша. – Если он захочет, то сможет призвать к себе на службу ещё столько же. Я так понимаю, что молва пределы крепости не покинула, а значит, о нём никто не знает.

Роману не понравилась её интонация, да и вдруг возникшая заинтересованность тоже. Не то, чтобы она вообще не интересовалась военным делом, но для неё, как для двоедушницы, белолилейники не представляли угрозы, она была слишком сильна. Они и сами её поймали только потому, что она сама того хотела и поддалась.

– Призвать-то он может, но что он скажет? Идите туда, приведите того? – размышлял Димитрий.

– А ничего не скажет, – ответил ему Тимофей. – Он просто подчинит их чарами своей воле, и будут они неприкаянные ходить, да только и выполнять его приказы и больше ничего.

– Думаете, он может придти сюда? – не без тревоги спросил Афоня у брата Иннокентия.

– Если мог бы, то уже пришёл, – ответила Саша вместо монаха.

– Без души попасть сюда он не может, – подтвердил он, заметив вопросительные взгляды. – Думаю, что он даже не знает, где мы находимся.

– Как же не знает? Он ведь нас сюда отправил! – не согласился Роман.

– А вот это как раз интересно, – оживился брат Иннокентий, доставая откуда-то из-под одежды тонкий трёхгранный клинок с деревянной рукоятью с камнем на конце. – Этот кинжал был при Саше, когда она впервые сюда попала. У вас ведь тоже есть такие? – Роман кивнул. – Мизерикорд, более известный как кинжал милосердия. Найлучший выбор оружия для профессиональных убийц, в которх нет ни капли милосердия.

– Помниться мне, Лев говорил, что его лезвие отлито из меди, а рукоять вручную вырезана из берёзы, а камень… – Роман свёл брови, пытаясь вспомнить.

– Готов поспорить на свою исподнюю, что про камень он умолчал, – сказал монах, рассматривая рукоять кинжала.

– А что в нём такого особенного? – Димитрий с Афоней достали свои кинжалы и тщательным образом исследовали их.

Пламя костра зловеще отражалось в чёрном гладком камне размером с орех. Поверхность его переливалась и завораживала, особенно когда камень поворачивали в разные стороны. Глядя на него, невольно казалось, что он глядит в ответ.

– Vitro volcanico. Коготь дьявола. Он обладает многими свойствами, но никак не защитными. Из обсидиана делают зеркала и волшебные шары, чтобы смотреть в будущее. С его помощью Лев следил за выполнением своих приказов, а когда Сашенька забрала у одного из его слуг кинжал, он получил бесценную возможность следить и за ней. Так он и узнал, где её искать. Вам же просто повезло наткнуться на вход и пройти сквозь него.

– Сейчас он тоже так может? – с опаской глядя на камень, словно из него может вылезти Лев, спросил Димитрий.

Брат Иннокентий покрутил его и так, и сяк, и ответил:

– Не думаю. Он не так глуп, чтобы оставлять эту лазейку открытой. Ведь если он может подглядывать за нами, можем и мы подглядывать за ним. – Монах передал Саше клинок. – Но на всякий случай бросьте их в фонтан.

– 16 -

Следующие несколько дней Роман виделся с Сашей редко: то ей яблоки нужно было собирать, то с детьми поиграть, то помочь кому-то из монахов.

Была она всё также ласкова и нежна, но какой-то внутренний холод проступал в ней. Ночи они по-прежнему проводили вместе, но когда она думала, что он спит, она вставала и куда-то уходила, возвращаясь лишь к рассвету.

Он стал замечать, что привычная размеренная жизнь пристанища стала более напряженной, как будто что-то нависло над ней, и чаши весов качались из стороны в сторону, никак не определяясь, куда им стоит качнуться.

Тимофей, не отходивший от Саши ни на шаг, часто обменивался с ней странными взглядами. Да и Монгол, прильнувший к ним, стал вести себя странно.

Роман пытался объяснить всё тем, что для двоедушников настали плохие времена. Будущее действительно было для них сомнительным, и как бы ярко не светило в пристанище солнце, они понимали, что вечно так продолжаться не сможет. Жизнь в нём, конечно, была не плоха, но, в то же время, это была не жизнь, а своего рода изгнание.

Брат Иннокентий был убеждён, что Лев не сможет попасть в пристанище, но даже он допускал, что такое всё-таки могло произойти.

– Кто хочет, тот найдёт возможность. Это лишь вопрос времени, – говорил он, вымешивая тесто для своих бесконечных яблочных пирогов. И Роман был с ним согласен.